— Живые и ладненько. — Первым опомнился мужик, с которым спорил Еремей. — Вы тут разбирайтесь, а у нас дело стоит. Деньги-то не забудь выложить. Как обещал.
Полез, Еремей за пазуху, а я не выдержала да говорю.
— Вы же их, есть зимой не сможете, так зачем вам монетки?
Смутился мужик, поскреб пятерней бок, да все же ответил.
— Ты, девка-то не серчай. Сколько обвалов было, а вы почитай первые живыми выбрались. Вот мы и не ждали. Сама видишь, сколько раскидали, да сколько осталось.
Хмыкнула я, да больше говорить ничего не стала. Мужиков-то понять можно.
— Забава, — позвала девчушку. — Хватит рыдать.
Не умею утешать, хоть ведьмам и положено.
— Ты же у меня одна на свете осталась, — сквозь всхлипы просветила сиротка. -
— Как сестрица старшая всегда мне помогала. Я знаешь, как испугалась.
Присела рядом, у самой глаза мокрые, ведь и для меня Забавушка, как сестричка, только младшенькая. Та, о которой в детстве мечтала, пока бабка про род ведьминский не рассказала. Потом брата просить стала, да мама все отшучивалась.
— А знаешь я как испугалась, когда за нами монстр трехголовый погнался? Думала, голову там сложим. Да, князюшка мечом раз-раз, и убил злодеюку, жизнь нам спас.
— Как мечом? — забыла о том, что плакала девушка. — У него же меча нету.
— Так в монстре окаянном остался, не смогли вытащить. — тут же нашла что соврать.
— Правда?
— Правда!
Деревенские стали расходиться, а одна баба, шикнув на мужа переваливаясь, подошла ко мне.
— Ты это, — говорит, — девка, мужа-то своего не обижай. Нечего шастать с чужими мужиками по пещерам. Он тебя знаешь, как любит?! Ух!
Покачала головой, князя рассматривая. А тот зубы сжал, глядишь того и заскрипят. Чего это он?
— Ладный мужик, но свой завсегда лучше, — припечатала, да не прощаясь, ушла. Оставив меня смотреть удивленно вослед. Какого мужа? Это она что Еремея записала?
Купец тем временем на камушке посидел — посидел, да и к нам решил подойти. К тому времени, полянка уж совсем опустела. только кони-то и остались привязанные стоять.
Подошел значиться к нам, да как обнимет меня. Даже дышать сложно стало. Только рукой вяло колотить по спине и начала, чтобы воздуха дал.
— Еще раз такое выкинешь, сам убью, — пообещал. Да так глянул, отпустив, что у меня от страха мурашки по спине пробежались.
А потом, повернувшись к Ольгреду, как ударит!
Прям в глаз!
Думала, подерутся, уж приготовилась за помощью бежать. А князь как огорошит:
— Моя вина, что голову потерял. Но если еще раз руки распустишь… — не сказанная угроза так и повисла в воздухе, да все на меня посмотрели.