— А грифон! Вы видели?! Вновь появился! Дара Эльдана, как вы думаете, дядя специально позволил ему улететь?
— Никто ему не позволял этого.
— Тварь просто сбежала? — губы девушки тронула саркастическая улыбка.
— Он сбежал. Это его право.
Право слабого. Право поверженного. Право зверя. И никто не понял, что он не проиграл. Никто. Кроме меня.
— Ты прости, Розалинда, у меня что-то заболела голова… Ты не против, если по приезду, я сразу отправлюсь спать? День выдался утомительный.
— Конечно, дара Эльдана. А я пока расскажу всем, каким весельем закончилась ярмарка, — девушка безмятежно повела плечиком.
Весельем… Весельем? Она и вправду сказала «весельем»? Не может быть. Наверняка я ослышалась. Не может это юное прекрасное создание радоваться смерти. Не может. Не должно.
— Дара Эльдана, что-то случилось? Вы так резко побелели, — Розалинда прищурилась, пряча взгляд под длинными ресницами. — Наверняка устали. Еще бы, такой впечатлительный день. Вам действительно надо отдохнуть, — и высунувшись в окно экипажа, крикнула кучеру: — Быстрей! Поторапливайся!
Возничий послушно щелкнул хлыстом. И вскоре мы оказались дома.
Уже лежа в постели, я прокручивала в уме события сегодняшнего дня. Как так могло оказаться, что люди, в окружении которых прошло последнее время оказались такими… такими… Я не могла подобрать правильных слов. Жестокость, продемонстрированная на ярмарке, просто ставила в тупик. Голова раскалывалась от напряжения, мысли устраивали бешеную скачку, перед глазами стояла истерзанная спина землепашца, а слух пытался уловить свист кнута мелькавшего в воздухе.
В конце концов, я не выдержала натиска эмоций и бросилась в объятия спасительного Морфея. Но даже сон не давал успокоения.
Мне вновь приснилось детство. То самое, когда наивная душа еще не запачкана пятнами злобы. То, где все проблемы вертятся лишь вокруг изодранной коленки и сломанной игрушки, а до окружающей действительности нет никакого дела. Счастливое время.
Мама, отец и… синеглазый колдун. Такой молодой и полный сил. Его светлые волосы развиваются на ветру, а во взоре царит безмятежность. Я, совсем маленькая девочка, подбегаю к нему, хватаю за руку и тяну вниз, заставляя нагнуться. Он опускается на колено и со смехом целует детскую перепачканную песком ручку. И вдруг хрустальная чистота сновидения прерывается жутким хохотом Кенаи, а в воздух взметается плеть, исполняя привычный танец боли и оставляя на спине колдуна суровые отметины. Белоснежная рубашка тут же покрывается голубыми разводами, лазурная кровь стекает ручьем на землю, оставляя небесные полосы.