Ком суглинка глухо ударил в крышку гроба.
Он не впервые участвовал в похоронах, но здесь не знал, как полагается вести себя дальше, и растерялся. Но тут произошло нечто уж совсем невероятное: будто кто-то дал отмашку – и к кладбищу одна за другой подкатили четыре машины. Из одной, служебной, выбрался подполковник Костюк с невзрачным букетиком. За ним выдвинулся начальник уголовного розыска Петриковский. Джип Игоря Крамаря тоже ни с чем не спутаешь – тот деловито прошагал к могиле, кивнул Антону, коротко пожал руки милиционерам – не только начальству, но и сержантам.
– Никто толком не мог сказать, будут хоронить, не будут… – объяснил он свое присутствие. – Потом сообщили: повезли. Ну, думаю, дай загляну. Знал же я его все-таки…
– Да и мы тоже, – коротко обронил Петриковский.
Костюк, видно, в последний момент застеснявшись букетика, оторвал пару цветков и бросил во все еще открытую могилу.
– Дела-а… – протянул Крамарь.
Потом потянулись еще люди. В большинстве – мужчины, всего одна семейная пара. Цветов не несли, но каждый молча постоял у края могилы, глядя, как рабочие бодро забрасывают ее землей. Многие здоровались друг с другом, и все до единого сочувственно кивали Антону, хотя большинство вновь прибывших он видел впервые в жизни.
– Одноклассники, – прокомментировал у него за спиной голос Костюка.
– Чьи? Его? – не оборачиваясь, спросил Антон.
– Ее. Юлины. Слушай, Сахновский, – подполковник неожиданно перешел на «ты». – Ты уж давай, руководи процессом, раз взялся.
– То есть?
– Может, народ и в самом деле хочет по рюмке выпить? Васильевна все оставила в силе, заказано на двадцать персон.
– С чего ты взял? – Антон тоже решил не церемониться – на кладбище ни к чему.
– Из больницы звонили. Пришла в себя, хочет говорить. Тебя, кстати, вспоминала. Ну, я ей это… сказал… Благодарит, значит…
– Знаешь, куда ехать? Я-то понятия не имею.
– Знаю. Ты с машиной?
– Своим ходом, маршруткой из Киева… Как только она позвонила…
– Тогда с нами сядешь.
Над могилой тем временем вырос свежий холм. Рабочие отошли, ожидая расчета.
– Спасибо. Я сейчас догоню – только расплачусь. И к своим на минуту загляну.
– К своим?
– Ну да. Родители мои здесь. И тетка. Я же местный. Жашковский как-никак…
Из больницы Юлия Гаранина вернулась только на следующий день.
Врачи, правда, возражали, не хотели отпускать, но она настояла на своем. Раз ничего серьезного – значит, дома мало-помалу придет в себя.
К этому времени она уже дала показания, которые целиком и полностью удовлетворили следователя. Даже прокуратура не усомнилась – налицо случай чистой самообороны. Свою роль сыграла и личность покойной Жанны Черной, той еще пташки. Даже будь в деле следы умысла, вряд ли к нему отнеслись бы серьезнее.