– Здорово, сосед, – притворно улыбнулся Генрих. Все знали, что эти двое не в восторге от того, что им приходится делить каюту. Чаще всего кто-то из них уходил спать в гамак на палубе.
– Ты копался в моем рюкзаке? – требовательным тоном спросил Жозеф.
– В твоем рюкзаке?
– Кто-то в нем рылся! Вещи лежали совсем по-другому! – Жозеф то сжимал, то разжимал кулаки, цепляя длинные рукава рубашки.
– Да кому это нужно? – с вызовом сказал Генрих.
– Так это ты или нет?
Генрих закатил глаза.
– Думаешь, мне интересно, что ты там вечно пишешь в своей книжечке?
– Генрих! – осадила его Шелл.
– Нет, я не копался в твоих вещах, – более спокойным тоном ответил он.
Жозеф глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.
– Значит, я ошибся, – признал он, но не отвел взгляда от Генриха.
Через некоторое время Жозеф все-таки отвернулся, достал из кармана коробочку с табаком и быстро свернул самокрутку. Стоя спиной к остальным, закурил и вдохнул дым, расслабив напряженные плечи.
Пытаясь разрядить атмосферу, Лана спросила у Шелл:
– Как открытка, уже подписала?
Каждый раз, когда они оказывались в каком-нибудь городе, Шелл прочесывала рынок в поисках открыток.
– Иногда мне кажется, будто я отсылаю родителям туристическую брошюру, а не делюсь своими чувствами о том, каково мне здесь, понимаешь?
Лана кивнула, хотя сама не связывалась с отцом с тех пор, как уехала. Китти отправила домой несколько электронных писем, так что до папы новости наверняка дойдут.
– Им наверняка нравится получать от тебя открытки.
– Не знаю, – пожала плечами Шелл. – Они мне не отвечают. Даже по электронке ничего не прислали. Так что я не в курсе, читают ли они вообще мои письма.
– Почему же? – поразилась Лана.
– Мы не очень-то ладили. Они не одобряют… мой жизненный выбор. – Засмеявшись, Шелл объяснила: – Когда я сказала родителям, что я лесбиянка, они прямо убивались. Серьезно, как будто кто-то умер.
Жозеф выпустил дым вверх, в ясное голубое небо.
– Тогда почему ты продолжаешь им писать?
– Хочу хотя бы попытаться. Они ведь моя семья, – ответила Шелл.
– Родители не боги. Они обычные люди. Люди, которые могут быть… настоящими придурками, разве нет? – От злости у Жозефа сбивается дыхание. – Если им не нравится то, какая ты есть, что тогда? А? – Шелл ошарашенно посмотрела на него. – Все это… зря! – крикнул Жозеф, показывая сигаретой на открытки.
– Жозеф… – В тоне Генриха звучало предупреждение.
– Я говорю тебе правду. Ты очень милая, очень добрая девушка, Шелл. Ты зря тратишь время, думая о них, если они о тебе не думают!
В глазах Шелл заблестели слезы. Она медленно собрала открытки и молча ушла с палубы.