В комнатах поменьше стоят кровати, тумбочки, письменный стол и три старых гнутых венских стула со слезшим от старости лаком. Люстр пока нет ни одной, но и пыльные лампочки на фоне лепных розеток меня пока устраивают.
Первый раз за две жизни жизни узрел сохранившуюся с дореволюционных времен здоровенную купель на львиных лапах. Ванной это назвать невозможно. Это именно купель! Ну-ка, поскоблим эту зеленоватую грязь... Да она еще и из меди к тому же! Это ж сколько цветного металла предки перевели на сантехнику! Зато - никаких сколов эмали не может быть даже в принципе. Но придется часто и старательно чистить. Странно строили предки. В более поздние времена ванны точно не размещали по центру комнат.
Туалет я нашел по звонкому стуку капель. Там меня до глубины души поразил эмалированный чугунный унитаз с монументальным сливным бачком, установленном на высоте метров так примерно двух. Ни крышки, ни откидного сиденья нет. Трубы покрыты вздувшейся краской и конденсатом. Оценив силу сливающийся с такой высоты струи, я с интересом посмотрел на противоположную стену. Нет, вроде все чисто...
В общем, все это великолепие я теперь, как ответственный квартиросъемщик, старательно привожу в порядок. Вечером к этому чудному делу присоединится Вера, а пока что она упорхнула на занятия.
Меня заставило бросить тряпку противное треньканье в прихожей. Тоже, кстати, ничего себе помещеньице, примерно четыре на четыре метра!
Наш звонок - шедевр примитивизма и функциональности. Гибрид трещотки и колокольчика. Чтобы подать звуковой сигнал, надо провернуть ручку снаружи двери. Тогда то ли звякнет, то ли тренькнет. Я как первый раз услышал, так вспомнил о армянских будильниках "Севани". Те тоже издавали похожие звуки, когда пружина звонка раскручивалась почти полностью.
Зато - никаких проводов, динамиков, и упаси Господь, микросхем! Проще - только средневековый дверной молоток. Снова тренькнуло.
-Да иду я, иду! Открыто же!
Вместо сестры с подружками или Андреем на пороге стоял худощавый молодой человек лет так это двадцати пяти-тридцати. Безукоризненно модный плащ, широкополая шляпа с повисшими на ней капельками дождя, белый шелковый шарф и лакированные туфли. Его вполне можно было бы принять за праздного гуляку, завсегдатая ресторанов и ипподрома, одного из множества избалованных деток новой знати. Образ подкреплялся терпким ароматом дорогой туалетной воды и коробкой конфет, причудливо украшенной ленточкой.
К этому человеку стоило присмотреться внимательнее. Его темно-коричневые, почти черные глаза смотрели на мир с выражением, которое мне до того приходилось видеть лишь на картинах Великих мастеров у воинов и святых. К тому же, не бывает прожигателей жизни с такими аскетически-худыми, сосредоточенными лицами. Гостю не стоило представляться, я и так знал, кто это.