Его тело привлекло меня по другой причине. В таком напряженном состоянии, когда руки были заломлены наверх, и пленнику приходилось стоять на цыпочках, чтобы плечи отдохнули, под кожей отчетливо просматривались бугры мышц. Торс казался вылепленным рукой скульптора. Засохшие потеки крови на груди и вдоль плоского живота с аккуратной пупочной впадинкой — но ни одной открытой раны. Это его кровь или чужая?!
На ребрах пленника виднелись тонкие красные рубцы. Каким оружием нанесли такие? У моего отца был самый обширный арсенал в стране, но я так и не смогла мысленно подобрать подходящее. Еще один рубец, по виду очень старый, располагался выше левой грудной мышцы. Тут сомнений не возникло: след от выстрела. Парню повезло когда-то, раз он до сих пор живой. В какую же заварушку он тогда попал? Казалось, я читаю историю его жизни по следам на коже.
Мужчина стоял, склонив голову к плечу и закрыв глаза. Отдыхал, пока появилась возможность. Я заметила, как покраснели запястья, раздраженные постоянным соприкосновением с железом. Наверняка неприятное ощущение.
Как только я остановилась в нескольких шагах от пленника, он выпрямился и посмотрел на меня. Пожалуй, женщины сходили с ума от желания заправить прядку непослушных волос ему за ухо — слишком уж соблазнительным это казалось.
— Ты — Кира, — произнес мужчина утвердительно.
Чуть помедлив, я кивнула. Должно быть, где-то подслушал мое имя, потому что я совершенно точно не говорила ему сама.
— Ты не из гетто, — настал мой черед говорить знающим тоном. Пусть не думает, что он один тут сможет долго сохранять свое инкогнито.
— Нет, — мужчина едва заметно качнул головой. Волосы еще больше упали на глаза. У меня прямо руки зачесались их поправить. Я сжала кулаки и спрятала их за спину.
— Таким, как ты, запрещено жить вне гетто.
Слабая и полная презрения улыбка тронула его губы. Так и захотелось стереть ее с самодовольного лица.
— Если ты каким-то образом обитаешь без желтого билета, тебе могут дать самую строгую меру наказания, — напомнила я.
Так называемый желтый билет, а на самом деле — справку о принадлежности к гетто, давали всем лекхе, которые не нарушали закон и жили мирно в своих колониях. Из бесед отца с братьями я слышала, что если полиция ловила в городе лекхе без желтого билета в кармане, это каралось очень и очень сурово.
Пленник все увереннее расправлял плечи, словно был хозяином ситуации.
— У меня есть паспорт, — заявил он.
— Но это невозможно! Паспорт дают только людям! Обычным людям! Не таким… как ты.
Кажется, мне удалось задеть его за больное. Лицо пленника помрачнело. Но неужели он рассчитывал, что я стану относиться к нему, как к равному? Закон четко определял, чье место — в низших слоях населения. Наглому взломщику не стоило об этом забывать.