В конце ледяного языка мы вышли к морене [51], вдоль которой спустились к каменистому пляжу в маленькой бухточке около двухсот метров в длину и до пятидесяти в ширину. Пляж этот ограничен с севера высокими многотеррасными скалами, а с запада и востока языками глетчера со щетинистыми хребтами морен. Как зачарованные, смотрели мы на многометровые массивы льда, нависающие над рокочущей морской пучиной.
— Да тут настоящая Антарктида! — Леня ностальгирующе оглядывался по сторонам.
…Всего несколько месяцев назад Леонид Радун вернулся из полугодичной командировки в Антарктиду. Там, на другом краю света, отряду «Центроспас» была поставлена задача извлечь с тридцатиметровой глубины тело полярника, два года назад провалившегося вместе с трактором в трещину недалеко от российской полярной станции «Мирный». Работа была тяжелой и крайне опасной. Пробивать пологий шурф к месту катастрофы приходилось и днем и ночью: спасателям нужно было успеть на уходящее в марте судно, ведь на Большой Земле их колоссальный опыт очень востребован. Порой случались ситуации, едва не закончившиеся очередной трагедией. Но для российских спасателей это всего лишь обычные трудовые будни, никто там и глазом не поведет. Справились с честью. Мы напряженно наблюдали из Москвы за их работами, периодически связываясь по спутнику. К концу зимы, когда работы были окончены и мы облегченно выдохнули, неожиданно позвонил Леня.
— Ну, вы и негодяи! — послышалось гулким эхом с другого края планеты.
Мы попадали со смеху. Все сразу же поняли, что спасатели вскрыли нашу посылку к празднику, которую мы передали им еще в Москве с предписанием вскрыть 23 февраля. В посылке, кроме открыток и поздравлений от близких, лежал и наш «подарок»: бутылка хорошего коньяка, крем для рук и …глянцевый журнал для мужчин.
— Между прочим, — рассказывал он потом по приезде, — журнальчик‑то пользовался успехом у полярников!..
Видимо, вспомнив эту шутливую историю, стоя между двумя огромными глетчерами, Леня подозрительно покосился на нас.
— Ух, умники!
Рваные пласты насыщенно–бирюзового льда, изъеденные трещинами, возвышались величаво и торжественно, контрастируя унылому и необъяснимо тоскливому пейзажу грязно–серого пляжа. Птиц здесь было значительно меньше, во всяком случае, на скалах гнезд не было совсем. Мох лишь кое–где мелкими клочками чуть пробивался из‑под камней. Под полинявшим, будто выстиранным небом, сиротливо жались к земле блекло–чахоточные полярные маки. Цветочный век здесь недолог, и они очень торопятся жить, беззастенчиво подставляя такому редкому солнцу свои нежные лепестки. Огромные каменные исполины высокомерно разглядывали эти жалкие ростки жизни: их‑то время не подгоняет, у них еще все впереди…