На меня словно кадку лягушек опрокинули. Я мгновенно пришла в себя и отодвинулась. Озриэль продолжал внимательно смотреть на меня:
— Я серьезно, Ливи. Это не под влиянием момента или той сотни причин, которые ты только что надумала. Причина всего одна: я люблю тебя, и мне не нужен никто другой.
— Озриэль, я…
На нас не обращали внимания, поэтому он нежно взял моё лицо в ладони:
— Ты моя единственная. Я больше никого и никогда не полюблю. Ты ведь тоже меня любишь… правда?
— Озриэль, это не самый подходящий момент. Кажется, Марсия сейчас разорвут на части.
— Любишь? — настойчиво повторил он.
— Я…да, конечно, — я ударила его кулачком в грудь, вытерла остатки слез и заставила себя улыбнуться, — и ты ещё спрашиваешь?
— Так в чем дело?
И тут раздался крик. Стыдно признаться, но я испытала облегчение: что бы ни послужило причиной, я обрадовалась отсрочке.
Все обернулись к источнику шума. Румяная торговка и Длиннозубая Алора дружно надрывались в крике, тыча в небо. К ним начали присоединяться новые голоса: одни кричали от испуга, другие от восторга, третьи не успели разобраться, что случилось, и вопили просто за компанию.
Десятки рук указывали наверх. Мы с Озриэлем одновременно вскинули головы, проследив направление. В чистой синеве небес, слегка припорошенной пеной облаков, виднелись две точки, поменьше и побольше. Они быстро приближались. Вскоре стало ясно, кто сюда летит.
— Грифон!
— И дракон!!
— Спасайся, кто может!
Глава 15
в которой Марсий делает свой выбор
Последний вопль послужил сигналом, и народ попытался кинуться врассыпную — попытался, потому что выбраться с переполненной площади оказалось не так-то просто. Находившиеся в центре начали напирать на соседей, те, в свою очередь, тщились прорваться к выходу через счастливчиков, примостившихся по краям.
Настал тот самый хаос, которого я опасалась. Гости праздника бежали, падали, наступали друг на друга и перепрыгивали через лежащих на земле, кадки со зловонными цветами переворачивались, ограждение вдоль ковровой дорожки полегло. Посреди всеобщего гвалта и неразберихи раздался голос Амброзия Высокого. Принц призывал народ не поддаваться панике, но его никто не слушал. Ситуацию спас Мадоний Лунный.
Покровитель факультета ранимых романтиков буквально взлетел на самую вершину горы подарков и ударил по струнам лиры. От помоста во все стороны прокатилась музыкальная волна, расходясь почти зримыми концентрическими кругами. Воздух дрожал и танцевал. От привычного мечтательно-отстраненного облика Мадония не осталось и следа. Принц был само воплощение музыкальной стихии. Под глазами и на скулах пролегли тени, придав его лицу небывалую выразительность и пугающую красоту. Оно горело от восторга, ярости и нежности, плащ за спиной развевался, берет с пером больше напоминал рыцарский шлем, а пальцы обманчиво невесомо порхали над струнами, рождая звуки, которые достигали не только каждого уголка площади, но, кажется, всего королевства.