Я вдруг осознала свою непосредственную близость к нему. Мое колено почти прикасалось его ноги, и если бы я захотела, то могла бы протянуть руку и погладить теплую кожу его руки, оголенную ниже закатанных рукавов.
Как только эта мысль пришла мне в голову, я отмахнулась от нее.
Дверь в зал распахнулась, и он опустил глаза, меняя момент, в котором мы оба оказались.
- Хорошо, Брин, что ты все еще здесь. - Сказал отец, входя в комнату.
Ридли поднял глаза и криво улыбнулся мне, затем покачал головой:
- Я даже не знаю, о чем говорю.
Это то, что он сказал, но слова прозвучали, как ложь. Я вдруг остро осознала, что отец уставился на нас обоих, наблюдая, как мы смотрим друг на друга, и ситуация становилась все более неловкой.
- В любом случае, мне нужно вернуться в офис, - он выпрямился и отступил от стола. - Приятно видеть вас снова, канцлер.
- Вас тоже. - Папа кивнул ему, затем обратился ко мне. - Я хотел поговорить с тобой.
- О чем? - спросила я после ухода Ридли. - Лекция о том, что я не должна подвергать себя опасности? Или, может быть, о том, что я должна отойти от дел и стать учителем, как мама?
- Это было бы отлично, да, но на самом деле я хотел пригласить тебя на ужин сегодня вечером.
- Не знаю, папа. - Я лихорадочно придумывала какое-то оправдание, любое оправдание. - Я, предположительно, проведу время, помогая Линусу осваиваться.
- Брин, ты только вернулась в город после нападения.
- Я не назвала бы это нападением, по сути.
- Твоя мать хочет видеть тебя. Я хочу видеть тебя. Прошли недели после того, как ты последний раз была в нашем доме. - Папа говорил таким умоляющим тоном, что в моем сердце проснулось чувство вины. - Мама приготовит хороший ужин. Просто приезжай. Будет хорошо.
- Хорошо. - Я смягчилась. - Во сколько?
- Шесть. Тебя устроит?
- Да. Хорошо, - сказала я, пытаясь выглядеть довольной.
- Великолепно. - Улыбка облегчения осветила его лицо. - Я знаю, что на заседании говорил слова, которые сводят тебя с ума, но это просто потому, что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была в безопасности.
- Я знаю, пап.
И я действительно знала это. Папа просто пытался выразить заботу. Но я хотела, чтобы он делал это, не подрывая мой авторитет в глазах начальства.
- Хорошо, - сказал он. - Будет нормально, если я обниму тебя, или объятия на работе нарушают твои правила?
Это были правила, которые я утвердила, когда мне было пятнадцать лет, а папа лохматил мои волосы и называл своей «восхитительной маленькой девочкой» перед Хёдраген, заставляя их хихикать. Мне и так было трудно добиться уважения и без таких моментов, как этот.