Но глаза зацепили меня. Даже в черно- белых тонах они казались более живыми, чем в нашу последнюю встречу. Такой взгляд был у него, когда я в последний раз видела Константина, стоя в толпе в Чикаго, и такой же взгляд был, когда он смотрел на меня, стоя с мечом над моим отцом. И именно эти глаза преследовали меня в снах прошлой ночью, но я изо всех сил старалась задвинуть это подальше, а не прокручивать в мыслях, как делала все это утро.
- Брин, - повторил Ридли, так как я не ответила ему.
Неохотно я повернулась, чтобы посмотреть на него:
- Астрид Эквелл в библиотеке во дворце.
Ридли пожал плечами, словно не знал, почему это беспокоит меня:
- Астрид - идиотка.
- Ага, я знаю.
- Ты никогда не позволяешь ей зацепить тебя.
Я глубоко вздохнула:
- Обычно да.
- Что она сказала на этот раз, что тебя так проняло?
- Ничего, правда. Это просто все то же старое дерьмо. - Я начала качать ногой вверх- вниз, будучи вынужденной делать хоть что-то, чтобы умерить свое волнение. - И обычно я выше этого. Но мне действительно сегодня было трудно сдержаться, чтобы не врезать ей, как следует.
- Ну, я бы рекомендовал тебе не делать этого. Поскольку все может обернуться плохо.
- Я знаю. Думаю, что просто заперта здесь слишком долго. - Я заерзала на стуле. - Эта зима целую вечность не заканчивается. И король смешон. Мне нужно заниматься полевой работой, и ты это знаешь, Ридли.
- Ш-ш-ш, - Он покосился на открытую дверь. - Говори по тише. Ты же не хочешь, чтобы новые кадеты услышали.
- Меня не волнует, кто услышит, - сказала я, почти крича.
Ридли подошел к двери и выглянул в коридор, затем закрыл дверь. Вместо того, чтобы вернуться за стол, приблизился ко мне. Он облокотился на стол, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
На Дресдене была рубашка и жилет, но без галстука, так что я могла видеть его ожерелье. Это был тонкий кожаный ремешок с железным амулетом кролика - подарок при получении должности ректора. Амулет лежал на загорелой коже его груди, и я опустила глаза.
- Я знаю, что ты злишься, но тебе не нужна хренова туча неприятностей, потому что чрезмерно усердный будущий следопыт наболтает про тебя не тому человеку, - сказал он тихим и серьезным голосом.
Строго говоря, любое недружелюбное высказывание про короля было наказуемым преступлением. За мои слова, что он смешон, меня бы точно не казнили, но я могла бы закончить чисткой туалетов во дворце или меня даже могли понизить в должности. Нам назначали подменышей, основываясь на ранге, и среди следопытов я была третьей.
- Ты прав, - я вздохнула. - Извини.