- Хочу. Мы ж с тобой уже нечужие друг дружке. Ты обо мне все знаешь, а про себя таишься.
- Ну, коли не шутишь, поведаю историю, - и он уселся на полено, подкинул в огонь хворосту. – Отца мне знать не довелось, но вот матушку помню. Пришлой она была, деревенской. Жили мы с ней в чаще, к людям не совались, покуда получился я уродливым, да и замашки были звериные. Кому понравится смотреть на дитя, что на четвереньках бегает, царапается и на дичь кидается. А про таких, как моя мать говаривают, мол душу она силе нечистой отдала и акромя беды от нее боле ничего ждать не приходится. Но когда я встал на две ноги и начал речь людскую понимать, то решилась матушка на отчаянный поступок, захотела родню свою проведать и меня показать, глядишь, сжалятся, примут обратно. Тяжко ей было в лесу одной-то. И пошли мы в деревню. В тот вечер гроза нешуточная разыгралась, Перун небо в клочья рвал, не щадил. И явились мы к избе, встали на пороге, мать постучалась. Стоит, помню, меня успокаивает, а у самой сердце выскочить готово. Мне-то и в лесу хорошо было, зверей я понимал, те меня не боялись. Дверь отворила старуха, а как узрела нас, такой вой подняла, что все соседи из своих домов повыскакивали, - и тут Лан замолчал.
- Что дальше-то? – подалась к нему дева.
- А дальше на нас собак спустили. Сначала вышел из дому отец моей матери с бабкой, глянул на дочь свою одичавшую, да на дитя ее перевертыша, а после сразу собак и спустил. Я-то быстро бегал, но вот матушка. Подрали ее псы, покусали. Еле ноги мы унесли, токмо мать после этого последние силы растеряла. Раны заживали плохо. Умерла она, спустя десять дней, - у зверя глаза заблестели. – И я один остался, но тут случилось чудо, меня Велес нашел, воспитал и наказал беречь земли здешние от невежд. Сказал, помни мол злобу людскую, никогда не забывай. Твое место тут, здесь твой дом.
Весна же заметила тоску его, перебралась поближе и села рядышком, а потом и за руку взяла:
- Человек – созданье слабое, ведомое, оттого и творит беду. Я вот никогда бы тебя не прогнала.
- Брешешь, - усмехнулся Лан, а сам аж дыханье затаил. – Ты б первая меня стрелами накормила.
- Эх, твоя правда. Но вот сейчас бы ни за что не прогнала, в твоем сердце человеческого в разы больше.
- Благодарствую, - и он легонько сжал ее руку.
Дева тут же закраснелась, голову склонила, взор лукавый спрятала, но спросить не побоялась:
- Ответь мне, Лан. Я-то тебе зачем? – разомлела краса, понадеялась услышать слова особые.
- Как зачем? А кто будет наказание нести? Кто будет стряпать, - и он снова посмотрел на дикого порося, что уж давно преставился, и теперь мирно возлежал у костра.