- Я видел тебя! Стояла с ним и разнесчастной особо-то не казалась!
- Да чтоб ты сквозь землю провалился, ирод! Для этого позвал? Чтобы потоптаться на останках гордости моей? Так радуйся, от меня больше ничего не осталось! Я ж любви твоей хотела, - перешла девица на шепот, а из глаз слезы полились. – Хотела бросить всё, уйти куда подальше с тобой, а ты …
- А я любил тебя, - ответил Лан и глаза его запылали. – По сей день люблю, только разве мог я признаться? Я ж ирод, зверь проклятый, да кто угодно, только не Лан. Я зверь для тебя. А ты дочь самого Перуна, созданье небесное.
- Не дочь я ему, а он не отец мне. И знать его я не желаю боле, одной встречи сполна хватило. За признанье благодарствую, слова твои душу согрели, - как-то совсем погрустнела дева, - мне надо было тебя увидеть, теперь прощай.
Но Лан и не думал отпускать ее, он подошел совсем близко, руками обхватил сердешную, а носом в макушку уткнулся:
- Нет уж… Не могу я без тебя.
- Поздно, Лан. Уже поздно. Я женою не тому стала, Старейшине слово дала, что буду достойной невесткой, а иначе погонит он вон из деревни отца с матерью.
- Да пусть горит оно все синим пламенем, пойдем со мной. Тебе ж жизни там не будет.
- Легко тебе судить. Не в обиду, но ты семьи не знал, посему обязательств ни перед кем не имеешь. А меня отец с матерью вырастили, я ради них на всё готова.
Тогда Лан отошел от нее, сел на поваленное бревно и сник. Забрать ее силой, он права боле не имел, да и Весна не простит такой выходки, дева к родне привязана, предать их не сможет. Так и молчали они, у каждого в очах тоска-печаль поселилась. Но Весна уходить не хотела, всем своим естеством краса тянулась к зверю.
- Послушай, - обратилась она к Лану. – Такой путь нам Боги уготовили, сначала свели, а после порешили разлучить. Они забавы ради все затеяли, хотели силой помериться. Но мы-то не лыком шитые, - грустно усмехнулась Весна. – Я пришла к тебе. Вот она я… - сейчас и страх пропал, и злоба куда-то делась.
А Лан спорить не захотел, он уж давно мечтал хотя бы в глаза ей посмотреть.
- Пойдем, покуда ночь наша, - прошептал Лан.
Вскочил зверь с места, подхватил красу и закружил. От ейного хохота пол-леса всполошилось, нечисть всякая из болот и нор повылазила, уж больно интересно им стало, что за невидаль такая посмела покой их нарушить, но как духа лесного заприметили, так сразу притихли. Токмо кикимора старая разворчалась. Прихрамывая, вышла она к баламутам, встала руки в боки:
- Чаво шумите, спать не даете? Разошлись тут, охальники! Вона, топайте-ка на шабаш, там и разбойничайте! Неча честной народ будить!