- Да как же? Да я ж! Вот уж… - попытался хоть что-то сказать Отай, но от испуга и удивленья не смог.
- Что ты тут мычишь, ирод? – выбралась-таки Весна наружу, вскочила и еще больше на Отая напустилась. – Ты глянь? – начала она совать ему в лицо руки свои, а на тех царапины да синяки, все ж беготня по темному лесу даром не прошла. – Глянь, говорю! Супостат проклятый! Изуродовал! Трепал меня аки куклу тряпичную. Что глазами-то хлопаешь? Не стыдно так с женой обращаться? Вот всем поведаю о замашках твоих звериных, пускай народ честной знает, кто таков сынок Старейшины.
Тогда Отаю больше ничего не оставалось, как пасть пред ней на колени:
- Прости! Прости, родимая! Убей, не помню, что творил. Что хочешь со мной делай, коль таким извергом оказался!
Сейчас же Весна прищурилась, слезы изобразила:
- А ничего я с тобой делать не буду боле! Хоть тронь еще раз! Разнесу молву по деревне!
От таких речей совсем Отаю плохо стало, вскочил он, схватил рубаху со штанами и вон из сарая выбежал.
Когда дверь в сарай захлопнулась, Весна рухнула на кровать и разревелась, что было мочи. И стыдно ей было, и больно, и страшно. Но вдруг, словно стрелой ее пронзило, подняла краса голову, заплаканные очи злостью сверкнули:
- Вы еще попляшете у меня. Я вам еще покажу чёртово рыло. Захотели воли лишить? Пополам согнуть? Ну, поглядим, кто кого поборет.
И ведь прав был Велес, когда сказывал, что негоже людям созданий божественных подчинять воли своей. Боги и прогневаться могут, а коль прогневаются, то жди большой беды! Вот и Весна рассерчала.
С того дня красу будто подменили. Хаживала она по избе Судимира аки истукан, дела-то делала, но Отая от себя гнала куда подальше, а ежели он пытался воспротивиться, так стращала его Весна, что пустит молву о деяниях его лихих и опозорится тогда Старейшина. Отай ходил словно тень, отец пытался выведать, отчего сын чернее тучи, но тот молчал. Плохо было парню, не успел жениться, как ворогом для любимой стал.
Так пролетела осень, а вскоре и зима. Все это время Весна по Лану страдала, по своей жизни невольничьей.
А Лан совсем сник, ничего-то боле его не интересовало, не тревожило, кроме сердца разбитого и души израненной. Бывало, призывал его Велес, грозился в прах обратить, ежели за ум не возьмется, но все без толку. Глядел слуга на своего хозяина пустыми глазами, речей не внимал, угроз не страшился. Тогда-то и Велес призадумался, все ж Лан не только медвежью землю оберегал от набегов охотничьих, но и нечисть лесную в узде держал, не позволял разгуляться. А тут на тебе.