— Вы меня забыли, господин следователь, — жаловалась Вера, томно поводя плечами. — Мы встречались в сыскном. Какими судьбами в наших краях?
— Изучаем забор. Господин студент никак не поймет, откуда взялись свежие доски.
— Тю! Они там в своих ниверситетах совсем сдурели! Вам всякий растолкует, что зимой половину забора разворовывают на растопку. Здешняя голь не имеет грошей даже на полсажени настоящих дров.
— На Горе, упаси Бог, не дадут облениться, — вступил в разговор Бейлис. — Чуть зазеваешься, сопрут и забор, и ворота. Держим на заводе сторожей и дворника, тильки воры их боятся, як Аман колотушек.
Голубев не слушал объяснения приказчика. Его внимание привлекло совсем другое. Он увидел, как Вера и Мендель перемигнулись за спиной следователя. Более того, ему показалось, что они близко знакомы. Не зная, что и подумать, юноша враждебно осведомился у Фененко:
— Вы собираетесь осматривать завод?
— С чего это вы, собственно, решили, что я буду этим заниматься? — не менее враждебным тоном осведомился следователь.
— Вам дано предписание… — запальчиво начал Голубев.
— В коем сказано про осмотр ограды, но нет ни слова про осмотр самого завода, — закончил следователь.
Голубев чувствовал свою полную беспомощность и бессилие. Между тем письмоводитель подал следователю протокол. Фененко подписался и попросил Дубовика:
— Не откажите в любезности поставить свою подпись в качестве понятого. А также вы, — предложил он Бейлису.
Управляющий и приказчик подписались: Дубовик — быстро и уверенно, Бейлис — медленно, сопя и старательно выводя русские буквы.
— Теперь вы, — обратился письмоводитель к студенту.
— Ни за что на свете не скреплю своей подписью эту филькину грамоту, — отчеканил Голубев. — Свидетельствую перед Богом и людьми, что на заводе имеется множество подозрительных мест, но следователь не желает их осматривать.
— Как вам будет угодно, — равнодушно сказал письмоводитель.
Голубеву не оставалось ничего иного, как круто повернуться на каблуках. Кажется, на его уход не обратили ни малейшего внимания. Возвращаясь в город, он кипел от злости. Следователь Фененко откровенно держал руку ритуалистов. Добравшись до штаб-квартиры «Двуглавого орла», он в сердцах пнул входную дверь и на пороге столкнулся с одним из орлят, гимназистом пятого класса.
— Владимир Степанович, — сообщил тот, — к нам забрел один жид…
Это было слишком, даже для такого неудачного дня, и Голубев взорвался.
— Кто пустил?
Оттолкнув гимназиста, он вихрем ворвался внутрь. В углу на стуле скрючился рыжий еврей в грязном лапсердаке. Более отвратительной физиономии Голубеву видеть не доводилось. Нечистые вывороченные губы, крючковатый нос в черных отвратительных угрях. Из-под нахлобученной на голову ермолки торчали засаленные лохмы грязно-медного цвета. «С покрытой головой под образами!» — озлился студент. Он сдернул рыжего еврея со стула и поволок его к выходу.