– Время убивать, и время врачевать, – произнесла я вслух, – время сетовать, и время плясать.
Эти строки из Библии – еще один подарок Хью. Теперь я запомнила их наизусть, хотя иногда путаю местами строчки.
«Время разбрасывать камни, и время собирать камни», – всплыла в моей памяти еще одна строка.
Вот, значит, чем следует заняться. Я принялась собирать покрытые мхом камни из леса и блестящие мокрые камушки у воды. Я тщательно выбирала каждый камень, взвешивала в руке, смотрела, чтобы они хорошо подходили друг к другу. Из них я соорудила пирамиду для шелковой бабочки.
Позже я сидела у калитки возле дома, на том самом месте, где мы с мужем любили любоваться закатами в первое время после того, как перебрались на ферму. Вскоре эти закаты стали частью нашей повседневной жизни. Запереть сельскохозяйственный инвентарь в сарае, кур – в курятнике. Уложить Люсьена спать. Проверить ужин в духовке. А затем оставался стакан домашнего вина и тишина между концом рабочего дня и отдыхом. Один вечер не был похож на другой. Иногда в разгар лета солнце скользило по идеальной математической параболе по направлению к Кадогану, пока не встречалось с неровными силуэтами леса. В начале года солнце, низко ползущее по горизонту в белесой дымке перистых облаков, садилось за Эдвардз-Касл. Временами погода не была такой уж безмятежной. Порывистый ветер нагонял с юго-запада густые тучи и толкал их на солнце. Перед тем как темные недруги набрасывались на солнце и побеждали, оно вспыхивало особенно ярко. Пасмурные небеса ничего хорошего не обещали. Солнце весь день выказывало нерешительность, но вместо позорного ухода со сцены после провального выступления оно вдруг перед наступлением тьмы выдало всю красоту своих бликов, все то, на что только было способно. Хопкинс[47] благодаря своей величавости в то время стал нашим любимым поэтом. В прошлом у нас было много вечеров, которые мы проводили вместе. Каждый закат имел свою особенность. Бывали тихие закаты, такие, как нынешний, когда серебристые и розоватые цвета переливались, словно на боках у океанической сельди. Всегда были и всегда будут. Дело в том, что до сегодняшнего времени у меня не было ни желания, ни возможности держать все это у себя в памяти.
Одиночное заключение – вот правильное название для моей вновь обретенной свободы. Ныне оно стало полным и абсолютным. Шум в голове затих. У меня теперь был всего лишь один посетитель – констебль, который приезжал ко мне каждое утро проверить, как у меня дела, и узнать, не нужно ли мне чего-либо. Прошлой ночью я думала о лэптопе. Пожалуй, если я поскребу по заначкам, то на лэптоп хватит, но я не уверена, что эмоционально готова к этому. Утром в моей голове возникла куда более стоящая мысль. Я попросила констебля привезти мне итальянскую чернильную ручку с тонким пером, акварельные краски и большую общую тетрадь альбомного формата. Констеблю пришлось приехать еще раз, чтобы привезти все мной заказанное. Он извинился за то, что пришлось немного потратиться, но, как он понял, мне нужна качественная тетрадь. Мы немного поговорили о том, что происходит в городе. Вода в Ленне схлынула. Теперь придется ремонтировать древний мост, чьи камни сначала просели в высохшем русле реки, а затем половодье существенно подмыло опоры.