Нажав отбой, она с притворным неудовольствием повернулась к мужу:
– Он, оказывается, под нашим домом стоит! Это ему так ехать неудобно и заходить среди ночи неловко! Тащи сюда это несчастье!
Коротко хохотнув, Олег вышел, а Тамара пояснила:
– Опер наш притащился, Стасик Жихарь. Он тебе про первый труп сейчас сам все расскажет. Из-за этого, кстати, и пришел.
– Я так понимаю, вы с ним в нормальных отношениях…
– Отличный парень и опер, как говорится, от Бога. Только какой-то расхристанный, понимаешь?
– Не совсем.
– Ну, неприкаянный в общем. Бабы его не выдерживают, бегут. Один раз развелся, вторая жена сама ушла год назад, только официально разойтись никак не могут. С начальством постоянно на ножах, Яровой приблизительно раз в месяц собирается гнать его из милиции. За собой не следит. Отписываться от жалоб не успевает. В смысле, на него постоянно жалуются. Одного якобы обматерил, другому врезал, на третьего посмотрел не так. Короче, если бы Стасик не родился ментом, давно бы его и духу тут не было. Его постоянно какие-то коммерческие структуры сватают – принципиально не желает. Вот нравится ему в розыске землю топтать. – Тома развела руками, и в ту же минуту вошедший Олег отступил, пропуская в комнату этого самого Жихаря.
С первого взгляда он показался мне великаном.
В следующее мгновение я поняла, что просто смотрю на вновь прибывшего снизу вверх, и такого эффекта следовало ожидать. Тем не менее гость в самом деле был и рослым – под два метра, и бритоголовым. Широкие плечи обтягивала потертая коричневая кожанка – должно быть, самого большого размера, какой только нашелся на знаменитом вещевом рынке в Хмельницком. Молния куртки была расстегнута. Под ней виднелись заношенный серый свитер, явно надетый прямо на голое тело. Слева – наплечная кобура с пистолетом. Брился опер Жихарь минимум четыре дня назад, но щетина его не старила: выглядел он на свои тридцать пять плюс-минус год-два. Мощную шею украшал крест на толстой позолоченной цепи, джинсы были чем-то испачканы на коленях. На правой кисти, даже в приглушенном вечернем освещении отчетливо вырисовывались три буквы татуировки: «ВДВ».
Войдя, Жихарь осклабился.
Блеснула золотая фикса в правом углу рта.
Встретив такого типа на темной улице, я бы немедленно предложила ему взять мои кошелек, часы, мобильник и сама расстегнула бы и вытащила из ушей сережки.
Правда, добродушная улыбка делала все эти злодейские атрибуты какими-то игрушечными, а выбритый до блеска череп, фикса, щетина на подбородке, богатырский рост и общая неопрятность выглядели каким-то маскарадом, карнавалом, рождественским вертепом. Все это, за исключением улыбки, было частью какой-то роли, маской, откровенным лицедейством.