— Боже мой, — прошептала я.
Он смотрел на меня с минуту, прежде чем спросить.
— Вы в порядке?
Я покачала головой и медленно пошла к церковной двери. Он шел следом.
— Я выгляжу ужасно, я выгляжу ужасно, я выгляжу ужасно, — шептала я, снова и снова. Мне было наплевать, если он меня слышит.
Какого черта я делаю? Пытаюсь заигрывать с парнем на похоронах моей лучшей подруги? Как я могла даже на секунду забыть, что я на похоронах? Предполагалось, что я буду нести тяжелую черную скорбь, чтобы соответствовать своему черному платью и черному сердцу, а не хлопать ресницами и не фантазировать о безумном сексе с незнакомцем. Было так смешно, что горячий парень может заставить меня забыть о том, что существуют кое-какие приличия? Или позор?
Свернув за угол, я увидела, что моя мама ждет меня. И тогда я подбежала к ней, бросилась в ее объятия, и преступные слезы вырвались наружу.
— Бруклин, — прошептала она, обнимая меня крепче. — Все хорошо, — проворковала она, гладя по моим волосам.
— Я ужасный друг! — застонала я. Я увидела нечеткие очертания парня, проходящего мимо нас и направляющегося к двери.
— Нет, ты не ужасный друг, — ответила моя мама.
— Нет, ужасный! Я даже не знаю, зачем я здесь!
Бэт ненавидела мои сопли! Но она больше не скажет мне этого!
— Брук, — сказала мама. — Я хочу, чтобы ты успокоилась. Мы ведь говорили об этом. Ты знала, это будет нелегко, но она была твоей лучшей подругой на протяжении всех этих лет. Ты думаешь, она бы не хотела, чтобы ты была здесь?
— Нет, не хотела бы! — плакала я.
— Да, она хотела, — сказала мама. — Теперь мы должны идти.
— Я не могу!
— Брук, Бэт была твоей лучшей подругой, — сказала мама, изо всех сил пытаясь сохранять терпение.
— Нет, не была! Не после того, что я сделала! Я все испортила! Я долбанная шлюха! — рыдала я, качая головой из стороны в сторону.
— Милая, не произноси такие слова, как «долбанная» и «шлюха» в церкви, — ответила мама.
Я только всхлипнула громче.
— Ты можешь сделать это, — подбадривала меня мама.
Я стояла на своем, яростно тряся головой, отказываясь идти.
— Бруклин Райт! — зашипела мама, толкая меня и хватая за предплечье. Она сжала слишком сильно, и я пискнула от дискомфорта. В ее голосе больше не было нежности.
— Возьми себя в руки. Это не ты. Перестань делать это. Ты идешь в церковь, чтобы отдать свое почтение подруге, ты собираешься сделать это ради Бэт. Ты меня понимаешь?
Я сглотнула и вытерла лицо.
— Ты меня понимаешь? — повторила мама.
Я нехотя кивнула, и она взяла меня за руку, ведя через двери.
Церковь пахла печалью и чувством вины. Я представляла себе, что все думали, будто они ответственны в некотором роде за смерть восемнадцатилетней девушки. Я чувствовала себя виноватой, но моя вина была совсем другого рода. Я не довела свою лучшую подругу до самоубийства, но меня все равно не было с ней в тот момент, когда она сильнее всего нуждалась во мне. Я была так погружена в свои тайные желания — желая ее бойфренда, Финна. Скрывалась. Обманывала ее. Медленно разрушала нашу дружбу, которая крепла с момента, когда нам было по пять лет. Я была ужасной подругой, и она узнала об этом. Потом я попыталась поступить правильно, сказав Финну, что все кончено, объяснив, что не могу больше предавать свою подругу, а он хотел знать, чем тогда, по-моему, мнению, мы с ним занимались.