Я осознаю, что отчаянно нуждаюсь даже в самых мелочах: быть способным держать ее за руку по пути в школу, целовать на прощание в коридоре прежде, чем разойтись по свои классам, обедать вместе, проводить перемены прижавшись друг к другу на лавочке, или неистово целоваться за одним из зданий, бежать навстречу и обниматься, когда встречаемся у ворот после последнего звонка. Во всех тех вещах, которые позволены другим парам Бельмонта. Их половинки глядят на учеников, которые все еще одиноки, со смесью страха и зависти, несмотря на то, что сами их отношения редко длятся дольше двух недель и рушатся из-за глупой ссоры или новой, лучше выглядящей перспективы. Я не смотрю на этих людей с ужасом или отвращением за то, что они так ограниченны и непостоянны. Меня окружает так много мимолетных связей, так много парней, ищущих лишь секса, чтобы добавить еще одно завоевание в свой послужной список прежде, чем стремительно двинуться вперед. Один может изо всех сил пытаться понять, почему другой погружается в отношения, в которых отсутствуют любые настоящие, значимые эмоции, пока никто не осуждает их за это. Они “молоды”, “просто хорошо проводят время”, и, конечно же, если это именно то, чего они хотят, то почему бы и нет? Тогда почему так ужасно быть с девушкой, которую я люблю? Всем остальным позволено иметь то, что они хотят, выражать свою любовь так, как им угодно, без опасения преследования, гонений, осуждения или даже закона. Даже эмоционально оскорбительные измены партнерам часто терпят, несмотря на боль, которую они причиняют остальным. В нашем прогрессивном терпимом обществе позволяются все эти виды вредной нездоровой “любви”. Я не могу себе представить никакой другой любви, которую так отвергают, даже невзирая на то, что наши чувства глубокие, страстные, заботливые и сильные и доставляют нам невообразимую боль при расставании. Мы наказаны миром по одной простой причине — за то, что были рождены одной и той же женщиной.
Гнев и расстройство постепенно разрушают меня, несмотря на то, что я стараюсь отстраниться, пытаюсь сосредоточиться на том дне, когда мы с Маей, наконец, будем открыто жить вместе, любить друг друга, как и остальные пары. Иногда лучше смотреть на нее в школе издалека, чем видеть ее дома так близко, чтобы прикоснуться — вместе, но при этом порознь, так близко, но так далеко. Я отдергиваю руку, когда инстинктивно тянусь к ней через обеденный стол, пытаюсь случайно прикоснуться к ней, чтобы лишь почувствовать легкое покалывание удовольствия от ощущения ее кожи. Пристально вглядываюсь в ее лицо, когда она читает Уилле на диване, тоскую по ощущению ее волос, щек, губ. Несмотря на то, что я не могу дождаться каникул, когда смогу проводить каждую минуту с ней, я знаю, что это крошечное, но непреодолимое расстояние между нами будет пыткой.