Дюжина белых роз почти скрывает лицо Элиота.
— О, какая прелесть, — говорит мама прежде, чем может себя остановить.
Он вручает половину цветов маме и протягивает остальные мне.
— Я надеюсь, Аравия не откажет мне в удовольствии сопровождать меня в ... в мой клуб. Согласна? — спрашивает Элиот. Вопрос скорее мне, чем моим родителям.
Мама качает головой.
Я встречаюсь с ним глазами. Он указывает на цветы и смущенно пожимает плечами. Я не могу не улыбаться.
— С удовольствием, — говорю я.
Как будто я могла сказать нет. Моя потребность выйти из этих апартаментов граничит с отчаянием.
Мама делает шаг вперед, готовясь что-то мне сказать, но я протягиваю ей остальные розы и отворачиваюсь. Элиот сжимает мое запястье, и, чувствуя быстрый прилив вины по отношения к отцу, я ухожу от них.
Элиот ведет меня вниз по коридору, к лифтам.
В зеркальной стене лифта я вижу не экзотическое существо, в которое превращаюсь с помощью косметики и пайеток, а себя. Я ненавижу смотреть на себя.
Если бы Эйприл была здесь, она могла бы наложить на мои щеки блеск, чтобы заставить меня почувствовать себя лучше.
— В следующий раз пришли сообщение, — я дотрагиваюсь до собственных волос. — Я не готова к выходу.
— У меня нет курьера, чтобы посылать сообщения, — говорит Элиот. — Жди меня в любое время, и всегда будешь готова.
Я одариваю его противным взглядом, и по тому, как наморщился его лоб, могу сказать, что его позабавило мое раздражение.
С тех пор, как мы принялись носить маски, мы стали экспертами по чтению выражения за ними. Глаза и брови — лучшие показатели. Чтобы знать, что кто-то улыбается, я редко смотрю на его рот.
Прежде чем я могу ответить на его ухмылку, лифт начинает трясти. Служащий неистово нажимает на клавиши. Элиот тянется ко мне, словно предлагая какого-то рода защиту. Я отступаю от него на шаг, и он роняет руки, пожимая плечами, все еще забавляясь.
Лифт смещается, и меня резко бросает на Элиота. Его руки не протянуты ко мне, потому щекой я ударяюсь о его плечо. Это больно. Не глядя, он обнимает меня одной рукой, а другую прижимает к стенке лифта, удерживая нас обоих.
Он кажется полностью спокойным, но его рука на моей голой коже слегка влажная. Я останавливаю взгляд на бледном лице лифтера.
Лифт грохочет, и я задыхаюсь.
— Итак, ты боишься смерти, — Элиот наклоняется, чтобы прошептать это мне на ухо.
Пока мы едем вниз в лобби, я пытаюсь подражать спокойствию Элиота. Наконец, лифт останавливается с внезапным рывком, почти ударяющим по моим ногам.
Лицо служащего абсолютно белое, когда он открывает дверь.