— Взгляни, пока я зажигаю больше ламп, — он толкает ко мне стопку бумаг, флаеры выглядят так, словно могли бы быть листовками на стенах зданий или сложенными памфлетами. Даже с дополнительными лампами освещения недостаточно для чтения. Слова расплываются, и все что я вижу — символы. Красные косы, черные.
Мои пальцы ложатся на черную косу.
— Я видела такие в Нижнем Городе.
Его брови ползут вверх, возможно, от удивления, что я там была. Но он не спрашивает, и я не буду предлагать ему информацию.
— Наш правильный преподобный использует этот символ для своего восстания. Ты видела эти флаеры?
— Нет, — я перелистываю страницы, читая заголовки. Принц — Злодей. Наука Спасет Нас. Болезнь в Воде, Не в Воздухе. Ложь и полуправда придуманы, чтобы пугать читающих. Я сминаю памфлет, в котором говорится, что чума — проклятие, прежде чем понимаю, что делаю, и пытаюсь разгладить его.
— Эти памфлеты следуют настроению людей или, напротив, формируют определенное мнение в массах? — спрашиваю я.
— Это хороший вопрос, и никто, как и я, не может ответить. В последние несколько лет затишье в антинаучном движении, спасибо твоему отцу. Его изобретение подарило людям надежду, а теперь эту надежду отобрали. Мой дядюшка не представляет, как беззащитен... Когда маски были созданы, должна была установиться своего рода эпоха ренессанса. Не эта отчаянная борьба за единичные экземпляры.
Я переворачиваю памфлет с наброском принца и понимаю, как сильно я его презираю. Мой отец хотел спасти жизни, но принц превратил это в индустрию избавления от смерти и болезни.
— Ожидается, что уровень насилия возрастет, Аравия, — говорит Элиот.
Мой желудок кренится. Насилие бессмысленно. Оно не зависит от причин. У Элиота, кажется, есть подготовленные к борьбе люди, но как много? Больше чем у принца?
— Возможно, только возможно, мы сможем использовать недовольство на благо города, — его глаза ловят мои и удерживают.
Часы бьют из спальни за нами. Сейчас середина ночи, а мы тут, в личных покоях, которые принадлежат ему одному.
Элиот встает, потягивается и идет к бару. Он наливает напитки в тяжелые резные стаканы и протягивает один мне.
— За благо города.
Легкий стук прерывает наш тост. Это Уилл.
— Я нашел паровую карету вашей сестры, — говорит он. — Воры содрали золотую облицовку с боков, и швейцар отогнал ее к стойлам.
— Стойлам? — прерывает Элиот.
— Где лошади раньше находились...
— Я знаком с термином. Я хочу изучить карету утром.
— Скоро уже утро, — Уилл смотрит на меня, не на Элиота.
Я выдвигаю стул из-за стола.
— Мне нужно домой.