Эйприл смотрит снизу вверх на его лицо. Он отводит взгляд первым, словно не может выдержать вида ушибов.
— Да. Я хочу все узнать. Но сперва я должен отвести тебя к матери. Она волнуется. И, уверен, Аравия тоже хочет встретиться с родителями. Должны ли мы встретиться этим вечером, чтобы обсудить планы?
— Не в секретном саду, — говорит Эйприл. — В нашей гостиной.
— Конечно, — соглашается он. И мы начинаем подниматься снова.
На лестнице тепло, и я потею. Я откидываю волосы с лица.
— Милое колечко, — говорит Эйприл.
— Спасибо, — говорим мы с Элиотом одновременно.
Мы останавливаемся на вершине первого лестничного пролета, и Элиот кладет руку на маску.
— Иногда я не могу дышать через эту штуку.
— Ты должен заставить себя. Это не безопасно ... — я спотыкаюсь, и Элиот подхватывает меня. Мы балансируем на краю лестницы. Он тянет меня назад, и мы припадаем к стене. Он смеется, и по какой-то причине я смеюсь вместе с ним.
— Это смешно? — спрашивает Эйприл. — Вы почти упали с лестницы.
— Это забавно, так как пока она читала мне нотации о безопасности, мы чуть не... — улыбка Элиота исчезает. Он хмурился. — Я нахожу это немного комичным. Абсурд.
Она кладет руки на бедра и оглядывается.
— Спорю, тебе нравятся высокопарные слова, которые он использует, — говорит Эйприл.
Я могла бы многое ей рассказать.
— Вообще-то он мне не нравится в принципе, — говорю я.
Мы поднимаемся дальше в тишине. Я отчаянно желаю побыть подальше от Элиота и Эйприл хотя бы несколько часов. Побыть в безопасности, дома с родителями. Я репетирую извинения в голове, и затем мы оказываемся на верхнем этаже, и дом прямо передо мной. Я отрываю ноги и срываюсь вперед. Когда мы заворачиваем за угол, наш курьер открывает двери. Я ныряю внутрь подальше от конфликтов и заговоров, захлопываю дверь и закрываю ее на замок.
— Мама? Папа?
Я одна.
Я прохожусь по всем комнатам, зовя их, удивляясь эху своего голоса в пустом пространстве. Падая на пол в гостиной, я кладу голову на руки. Мамы нет здесь, чтобы принести мне крекеров. Отца нет здесь, чтобы посмотреть на меня, как на чужую. Все, что я знаю, это то, что яд до сих пор бежит по моим венам, и без родителей я не смогу загладить свою вину перед смертью. Я подвергла их такой опасности. Я хочу, чтобы они опекали меня, успокаивали. Даже Мама. Особенно Мама.
Я спешу в мамину комнату, к шкафу и смотрю на ее платья. Хоть одно пропало? Может, кожаный чемодан просто убрали со шкафа?
Как отец мог свободно вести переговоры в этой квартире, которая некогда принадлежала принцу? Доставая папин дневник из сумки, я открываю его слова. «Во всем виноват я». Мне нужно знать, что он имел в виду. Но слова расплываются, и я понимаю, что в голове пульсирует.