— Ты наказываешь себя за смерть Финна, — догадывается он. — Поэтому ты не хочешь взять меня за руку? — его голос до боли нежный. Но я не уверена, как он может так говорить. Иногда этому нет объяснения, даже для меня.
— Я дала клятву.
Я не хочу плакать. Когда вина настолько велика, ты не можешь. Это просто улаживается и остается с тобой, и от этого холодно. Печаль теплая, но вина очень, очень холодная.
— Я пообещала себе, что никогда не буду делать того, что... не делал бы Финн.
— Ты принесла маску для Генри? — в его голосе неуверенность, словно он не позволяет себе поверить, но он слегка улыбается.
— Да, но я спрятала коробку, перед тем как на меня напали. Почему ты улыбаешься?
— Потому что это значит, что мое внимание к тебе не напрасно. Не напрасно ты мне нравишься. Я думал, что же со мной не так, когда наблюдал за тобой в клубе, ожидал разговора с тобой. Я начал презирать себя за такую заинтересованность. Я представлял, что бы ты сказала, когда я проверял тебя, о чем вы с подружкой хихикали.
Это как-нибудь должно было нарушить мою клятву. Я слишком счастлива для этого.
— Я никогда не хихикаю, — говорю я, пытаясь скрыть собственные чувства.
Он усмехается.
— Ты думал, что с тобой не так, потому что я тебе нравилась? — наконец спрашиваю я.
— Ты уже знаешь, что я неравнодушен к девушкам с яркими волосами и глянцевыми помадами, но обычно их притягательность пропадает. За исключением тебя.
Он смотрит в сторону. Его щеки вспыхивают.
— Уильям, — говорит Элис. Безотлагательность в ее голосе поражает меня. — На улице темнеет. Тебе нужно идти на работу после темноты.
Поэтому Уилл не застрахован от опасности на улице. Я не хочу, чтобы он уходил.
— Она права. Мне пора уже быть готовым, но я отвлекся. — Он улыбается медленной, кокетливой улыбкой, и затем снова сдерживает себя. — Прости, — на краткий миг он смотрит вниз, будто взвешивая решение, — оставайся здесь. Поспи. Я скажу соседу, что Элис и Генри останутся дома сегодня ночью. Скажи мне, где ты оставила коробку и я сделаю все возможное, чтобы достать ее. Я не хочу, чтобы твоя отвага и великодушие были потрачены впустую.
Я ощущаю удивление. Отвага и великодушие? Я не отважна и не великодушна, но то, что он так думает — очень мило. Я сообщаю ему номер дома и описываю темную лестничную площадку третьего этажа.
Он дает мне одну из своих рубашек, красную. Она мягкая, когда я провожу ею по своему лицу. — Ты не сможешь спать в этом платье. Надень это и думай обо мне, — кокетливый тон вернулся. Он хмурится. — Я хочу, чтобы ты сделала одну вещь для меня. Подумай об истории про брата, которую ты сможешь рассказать мне. Не о тебе и твоем чувстве вины, а историю, которая прославляет Финна.