Внутри кабинки было очень красиво и тепло, ведь ее построили, чтобы перевозить состоятельных и власть имущих людей. К Майку такое описание подходило больше, потому что у Евы по-настоящему не было ни денег, ни влияния. Как обидно.
Ева раздраженно посматривала на Майка, сидевшего напротив и сохранявшего привычную для него невозмутимость.
Но с другой стороны, все было в порядке вещей: Ева, как всегда, нервничала, а ее телохранитель оставался бесстрастным и отстраненным.
– Что касается произошедшего прошлым вечером… – Ей хотелось вызвать в нем хоть какую-то реакцию, и она не разочаровалась. Потому что Майкл весь напрягся. Его глаза полыхнули огнем, но тут же погасли.
– Ева, мне кажется, тут не о чем говорить.
– А я так не думаю, – возразила она.
– Вы зашли слишком далеко, – резко бросил Майкл.
– Майк, вы можете обвинять меня, если хотите, но все дело в том, что я вам нравлюсь. В противном случае ничего бы не было.
– Не стану отрицать.
– В таком случае… – потрясенно посмотрела на него Ева.
– Я никогда не говорил вам, что вы мне не нравитесь. Я сказал, что случившегося вчера больше не повторится.
– Вы не устали лишать себя того, чего вам хочется? – Ева устала, что ей отказывали в том, чего она желала, и она не могла понять, почему Майкл поступает так по своей воле.
– Вы не имеете понятия, о чем говорите, – ответил он.
– Тогда расскажите.
– Повторю: я не исповедуюсь каждому, кто попросит рассказать историю моей жизни.
– Но я ведь не посторонняя. – Хотя, может быть, в глазах Майкла она была именно такой. Но Еве почему-то хотелось верить, что она небезразлична ему.
– Тем более. Вы мой клиент, точнее, ваш отец является моим клиентом. Наши отношения чисто деловые. Переводить их на другой уровень бессмысленно.
– Нам не придется ничего делать, – дерзко заметила она. – Наши отношения уже вышли на другой уровень.
– Не для меня, – спокойно заметил Майкл.
Ева чувствовала, что он говорил неправду.
– Моя мать умерла, когда я была маленькой, – медленно начала Ева. – Она была очень жизнерадостной и всегда обнимала меня и оставалась в моей комнате, когда мне снились ночные кошмары. Я не помню, чтобы отец когда-нибудь обнимал меня. Ни разу. Он даже не смог заплакать, когда умерла моя мать. Отец никогда не показывает своих чувств, даже своим собственным детям. Таким же он был и по отношению к своей жене.
Ева тяжело сглотнула. Она никогда никому не изливала свою душу. Ни Ксандеру, потому что тот ушел из дома, ни Ставросу, который думал только о долге и был чересчур практичным и честолюбивым. Хотя Ева помнила, как он оплакивал их мать. По крайней мере, ее брат не был черствым душой, благодаря чему Ева не чувствовала себя полностью одинокой.