Как и ее жилец, комната выглядела холодной и непривлекательной – вряд ли она предложит хоть какой-то намек на ясность.
«Эта комната выглядит так, будто в ней раньше была тюремная камера».
Она вздохнула, и звук, поднявшись вверх, отразился обратно к ней с высоты сводчатого потолка. Шарзад ходила по периметру комнаты, ее босые ноги оставляли отпечатки на блестящем черном ониксе. Затем они исчезли без следа, подобно высказанной шепотом фразе.
Единственная лампа в центре комнаты выглядела жуткой и заброшенной. Она не могла обеспечить достаточно света, что делало ее мерцающую тень на холодном белом алебастре скорее зловещей, чем красивой.
Это было печальным местом для убежища с таким же непреклонным видом, как и его хозяин.
Чем дольше Шарзад смотрела на комнату, тем больше она осознавала и меньше понимала. У всего в этой комнате было свое конкретное назначение – порядок, призванный служить его существованию. Единственным, что было не на своем месте, являлась она и перепачканные кровью ленты, лежащие на краю высокой кровати. Любой признак жизни – или затяжных эмоций – не принадлежал этой комнате.
Шарзад подошла к постели и отбросила окровавленную ткань. Затем собрала неиспользованные полоски вместе с маленькой емкостью мази, которые Халид достал из деревянного ящика, когда они пришли. Огромная дверца шкафа все еще была приоткрыта. Шарзад подошла к нему, держа в руках чистую материю и баночку мази. Потянув за одно из бронзовых колец, заглянула внутрь. Так же, как и всё в комнате, его полки были педантичными в своей конструкции и в расположении на них предметов. Две из них были заставлены книгами в порядке убывания их высоты, а другая – забита аккуратно сложенными свитками, скрепленными восковой печатью. На уровне глаз стояло множество баночек разных размеров и форм. Пустое место для емкости с мазью было хорошо видно, и Шарзад поставила ее, положив рядом полоски неиспользованной ткани, на их четко разграниченные позиции.
Когда она закрывала дверцу, ее взгляд упал на кожаный рукав, заполненный листами пергамента, что лежал на полке высоко над ней, зажатый между двумя массивными томами, будто запоздалая мысль.
Казалось, он занимает не свое место. Прямо как она.
В глубине души девушка понимала: ей лучше оставить его как есть. Это была не ее комната. Это были не ее вещи.
Но… он звал ее. Это собрание запоздалых мыслей шептало ее имя, словно из-за двери, закрытой запрещенным ключом. Шарзад смотрела вверх на рукав из кожи.
Как и в истории о Тале со связкой ключей ее синебородого мужа, пергамент умолял о внимании.