Пока он говорил, его лицо осунулось еще больше.
– Все изменилось, стоило Аве узнать, что она беременна. Вся ее манера поведения поменялась. Она снова начала улыбаться. Начала планировать будущее. Я думал, все будет хорошо, и как дурак радовался этому. – Халид на секунду закрыл глаза, прежде чем продолжить: – Мы потеряли ребенка несколько недель спустя. Ава была безутешной. Она сутками не выходила из комнаты и ела ровно столько, чтобы выжить. Я навещал ее, а она отказывалась разговаривать со мной. Но она никогда не была злой. Всегда – просто грустной, с глазами, которые разрывали мою душу на части. Однажды ночью я пришел увидеть ее, она же наконец села в постели и заговорила со мной. Она спросила, люблю ли я ее. Я кивнул, потому что не мог заставить себя откровенно лгать. Затем Ава попросила меня произнести это. Только раз, потому что я никогда этого не говорил. Ее глаза разрушали меня – такие темные колодцы печали. Поэтому я солгал. Я сказал эти слова… и она улыбнулась мне. – Он вздрогнул, прижав их сцепленные руки ко лбу. – Это было последним, что я ей сказал. Ложь. Самая худшая ложь – та, что окутана добрыми намерениями. Та, которую используют трусы, чтобы оправдать свою слабость. Я плохо спал в ту ночь. Что-то в нашем разговоре тревожило меня. На следующее утро пошел к ней в комнату. Когда на стук в дверь никто не ответил, я толкнул ее. Кровать была пуста. Я позвал Аву, и все еще ничего не услышал в ответ. – Халид замолчал, на его лице проявилась буря воспоминаний. – Я нашел ее на балконе, повесившейся на шелковом шнуре. Она была холодной и одинокой. Мертвой. Я больше практически ничего не помню об этом утре. Все, о чем я мог думать, – как она умерла в одиночестве и не было рядом никого, кто бы утешил ее, никого, кто поддержал бы. Никого, кому было бы не все равно. И даже ее мужа.
Глаза Шарзад горели от непролитых слез.
– После того как мы ее похоронили, я получил приглашение от ее отца встретиться у него дома. Из-за вины и желания отдать дань уважения ее семье я поехал увидеться с ним, пойдя против советов тех, кто был возле меня. Они не знали, что ее отец хотел бы обсудить со мной наедине. Но я отклонил их опасения. – Халид глубоко вздохнул. – Несмотря на то, что для них были все основания.
Он убрал свою руку и замолчал.
– Халид…
– «Сто жизней за одну отнятую. Одна жизнь за один рассвет. Пропустишь хоть одно утро, и я заберу у тебя твои мечты. Я заберу у тебя твой город. И количество жизней, которые я у тебя заберу, возрастет тысячекратно».
Шарзад слушала, как он произносит эти слова, врезавшиеся в его память, взор Халида затуманился, будто он плыл по течению их смысла.