Раньше они жили на улице Желязной в просторной квартире, но теперь были вынуждены переехать, и их новый район находился так далеко на задворках, некоторые улицы не были вымощены брусчаткой и плавали в грязи, поэтому перед входными дверьми ставили мостки для прохода. Она сказала, что грустно наблюдать, как ее мать ходит по грязи. Она сказала, что ее мать проплакала три дня, а отец заверил их, что они скоро снова переедут, и он сказал, что откроет фабрику по производству метел и что немцы питали к метлам самые нежные чувства.
Она сказала, что брат говорил, еще до ее рождения родители дважды ходили к раввину просить о разводе, это ее бабушка настояла на браке и всем, у кого только были уши, рассказывала, что ее дочь выходит за образованного человека.
Я сказал ей, что должен идти.
– Не хочу тебя задерживать, – сказала она.
Но я не сдвинулся с места и продолжил сидеть, а она сказала, что помнит, как думала про себя, может, переезд ее семьи все изменит, изменит даже ее, и все будет не так уж плохо. Она сказала, что годы перед школой, те, что она не помнила, были, наверное, самыми лучшими в ее жизни. Я не знал, что на это ответить. Наконец, она поднялась, потянулась и сказала, что опаздывает. Потом она наклонилась, уперев руки в бока, и заявила, что если я заткну футляр с ручками за пояс сзади, то его, скорее всего, будет сложно заметить.
СООРУЖЕНИЕ СТЕН НАЧАЛОСЬ, как только потеплело. Поначалу мама обрадовалась новости о том, что юденрату[3] приказали поместить в карантин всех больных евреев. Затем она поняла, что мы можем оказаться в закрытой зоне. Вместе с нашими соседями она пошла, чтобы заявить об отсутствии в нашем здании тифозных, но это закончилось лишь бесплодным ожиданием встречи с чиновником в течение нескольких дней. Он не стал слушать и в любом случае ни на что не смог бы повлиять.
Днями напролет за нашим окном визжали строительные тележки, скребли мастерки и раздавался грохот кирпичей. Стройка начиналась и останавливалась, поэтому иногда целые дни уходили на несколько рядов кладки, а затем внезапно вырастала такая стена, из-за которой не выглянешь. В представлении Лутека, это время подкинуло нам очередную удачную возможность. Когда рабочие как-то вечером закончили смену в тупике на Ниской, мы вынесли оттуда два мешка цемента.
По вечерам мои братья спорили о происходящем. У меня же были другие заботы. Когда бы ни появлялись важные новости, соседи, у которых было радио, стучали нам в дверь. И Голландия, и Бельгия, и Люксембург были захвачены. Я спросил Лутека, верит ли он в то, что Бельгия сдастся, и он сказал, что это не имело значения и, учитывая, как обстоятельства разворачиваются для нас, обязательно случится какая-нибудь беда, если не одна, то другая.