«Шалтай-Болтай как нельзя лучше символизирует собой человеческую природу. Слушайте внимательно, сэр. Что такое яйцо? Это то, что еще не родилось. Парадокс, не правда ли? В самом деле, каким образом Шалтай-Болтай может быть живым, если он еще не родился? А ведь он жив — в этом сомневаться не приходится. Мы знаем это, потому что он умеет говорить. Больше того, он философ языка:
«— Когда лично я употребляю слово, — все так же презрительно проговорил Шалтай-Болтай, — оно меня слушается и означает как раз то, что я хочу: ни больше ни меньше.
— Это еще вопрос, — сказала Алиса, — захотят ли слова вас слушаться.
— Это еще вопрос, — сказал Шалтай, — кто здесь хозяин: слова или я» [1, 54].
Профессор Стилмен считает этого героя и этот разговор принципиально важным для своей теории, утверждая, что «в своей короткой речи Шалтай-Болтай рисует будущее человеческих чаяний и указывает, что наше спасение в том, чтобы стать хозяевами слов, которые мы употребляем, чтобы подчинить язык нашим с вами нуждам». По его мнению, «Шалтай-Болтай был пророком, человеком, изрекавшим истины, к которым мир был еще не готов». Когда Куин с иронией переспрашивает его: «Человеком?», Стилмен поправляется: «Простите, оговорился. Хотел сказать — яйцом. Впрочем, оговорка моя не случайна и весьма симптоматична, ведь все люди в каком-то смысле яйца. Мы существуем — но мы еще не достигли того состояния, которое предначертано нам судьбой. Мы ведь существуем лишь потенциально, являясь примером «еще не состоявшегося». Ведь человек — существо падшее, мы знаем это из Бытия. Шалтай-Болтай тоже падшее существо. Он падает со стены, и никто, ни королевская конница, ни королевская рать, не могут его «собрать». Вот к этому-то мы все и должны стремиться. В этом наш человеческий долг — подобрать упавшее яйцо. Ибо каждый из нас, сэр, — это Шалтай-Болтай. Помочь ему означает помочь нам самим» [1, 54–55].
Таким образом, американскую национальную идею излагает читателю Шалтай-Болтай, «падшее существо», тот, кто еще по-настоящему не родился, тот, кто думает, что повелевает словами, однако являются ли высказанные им слова Истиной? Действительно ли Америка может стать той самой Землей Обетованной, о которой мечтало человечество на протяжении нескольких тысяч лет?
Проблема национальной идентичности с особой остротой ставится П. Остером и в романе «Левиафан». Главная тема романа — судьба национальных американских идеалов в XX в., судьба государства, явившегося плодом эпохи Просвещения. Проблема заявлена уже в названии и эпиграфе. Название романа прямо отсылает читателя к легендарному библейскому чудовищу, которое в мировой культуре чаще всего обозначает «враждебного Богу могущественного существа, над которым Он одерживает победу в начале времен (Пс. 74/74, 14; Ис. 27, 1)» [16, 43]. Вот как описан Левиафан в Книге Иова: «Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его… круг зубов его — ужас..; <…> дыхание его раскаляет угли, из пасти его выходит пламя; …он царь над всеми сынами гордости» (41, 2–26) [Там же]. Примерно с XII века «вход в Ад изображался в виде разверзшийся челюстей монстра Левиафана (Иов, 41), внутри которого иногда стоял котел» [20, 51–52].