Роберту Джордану было бы очень интересно услышать, о чем говорил Пабло с гнедым жеребцом, но услышать ему не пришлось, так как, убедившись, что Пабло пришел сюда только проверить, все ли в порядке, и решив, что убивать его сейчас было бы неправильно и неразумно, он встал и пошел назад, к пещере. Пабло еще долго оставался на поляне, разговаривая с лошадью. Лошадь не понимала его слов и только по тону чувствовала, что это слова ласки, но она целый день провела в загоне, была голодна, ей не терпелось поскорей общипать всю траву кругом, насколько хватало веревки, и человек раздражал ее. Наконец Пабло перенес колышек в другое место и снова стал возле лошади, но теперь уже молча. Лошадь продолжала пастись, довольная, что человек больше не докучает ей.
Роберт Джордан сидел у очага на табурете, обитом сыромятной кожей, и слушал, что говорит женщина. Она мыла посуду, а девушка, Мария, вытирала ее и потом, опустившись на колени, ставила в углубление в стене, заменявшее полку.
— Странно, — сказала женщина. — Почему Эль Сордо не пришел? Ему уже с час как пора быть здесь.
— Ты посылала за ним?
— Нет. Но он всегда приходит по вечерам.
— Может быть, он занят? Какое-нибудь дело?
— Может быть, — сказала она. — Если не придет, надо будет завтра пойти к нему.
— Да. А это далеко?
— Нет. Прогуляемся. Мне это не мешает, я засиделась.
— Можно, я тоже пойду? — спросила Мария. — Можно, Пилар?
— Да, красавица, — сказала женщина, потом повернула к Роберту Джордану свое широкое лицо. — Правда, она хорошенькая? — спросила она Роберта Джордана. — Как на твой вкус? Немножко тоща, пожалуй?
— На мой вкус, хороша, — сказал Роберт Джордан. Мария зачерпнула ему кружкой вина.
— Выпей, — сказала она. — Тогда я покажусь тебе еще лучше. Надо выпить много вина, чтобы я казалась красивой.
— Тогда я больше не буду пить, — сказал Роберт Джордан. — Ты и так красивая, и не только красивая.
— Вот как надо говорить, — сказала женщина. — Ты говоришь, как настоящий мужчина. А какая же она еще?
— Умная, — нерешительно сказал Роберт Джордан.
Мария фыркнула, а женщина грустно покачала головой.
— Как ты хорошо начал, дон Роберто, и чем ты кончил!
— Не зови меня дон Роберто.
— Это я в шутку. Мы и Пабло шутя зовем дон Пабло. И Марию сеньоритой — тоже в шутку.
— Я не люблю таких шуток, — сказал Роберт Джордан. — Во время войны все мы должны называть друг друга по-серьезному — camarada. С таких шуток начинается разложение.
— Для тебя политика вроде бога, — поддразнила его женщина. — И ты никогда не шутишь?
— Нет, почему. Я очень люблю пошутить. Но обращение к человеку — с этим шутить нельзя. Это все равно что флаг.