— Ну ладно, — сказал Роберт Джордан и, засмеявшись, положил цыгану руку на плечо. — Слишком серьезным тоже быть не надо. Иди кончай свой завтрак и отправляйся.
— А ты? — спросил цыган. — Что ты будешь делать?
— Я пойду к Глухому.
— После этих самолетов ты тут во всей округе живой души не встретишь, — сказал цыган. — Многих, должно быть, в пот бросило, когда они пролетали.
— У них есть дела поважнее, чем выслеживать партизан.
— Так-то так, — сказал цыган. Потом покачал головой. — А если они и этим не погнушаются?
— Qué va, — сказал Роберт Джордан. — Это лучшие немецкие легкие бомбардировщики. Такие за цыганами не охотятся.
— У меня от них мурашки по телу, — сказал Рафаэль. — Да, да, я этих штук боюсь.
— Они полетели бомбить аэродром, — ответил ему Роберт Джордан, вместе с ним входя в пещеру. — Я уверен, что они за этим полетели.
— Ты что там говоришь? — спросила жена Пабло. Она налила Роберту Джордану кружку кофе и протянула банку сгущенного молока.
— Даже молоко! Чего только у вас нет!
— У нас всего много, — сказала она. — А особенно страху после этих самолетов. Как ты сказал, куда они полетели?
Роберт Джордан нацедил себе в кружку молока из щели, прорезанной в банке, обтер банку о край кружки и стал помешивать кофе, пока он не принял светло-коричневый оттенок.
— Я думаю, что они полетели бомбить аэродром. А может быть, и туда и сюда.
— Пусть бы летели подальше и сюда не возвращались, — сказал Пабло.
— А почему они залетели сюда? — спросила женщина. — Откуда они взялись? Мы никогда не видели таких самолетов. И так много. Может быть, это подготовка к наступлению?
— Какие передвижения были вчера на дороге? — спросил Роберт Джордан. Девушка Мария была рядом, но он не смотрел на нее.
— Эй, Фернандо, — сказала женщина. — Ты вчера был в Ла-Гранхе. Какие там были передвижения?
— Никаких, — ответил приземистый, простодушный на вид человек лет тридцати пяти, которого Роберт Джордан раньше не видел. Он косил на один глаз. — Несколько грузовиков, как всегда. Две-три легковые машины. Войска при мне не проходили.
— Ты каждый вечер ходишь в Ла-Гранху? — спросил его Роберт Джордан.
— Не я, так другой, — сказал Фернандо. — Кто-нибудь всегда ходит.
— Ходят узнавать новости и за табаком. И за всякой всячиной, — сказала женщина.
— Там есть наши?
— Есть. А как же? Рабочие на электростанции. И еще есть.
— Какие же новости ты слыхал вчера?
— Pues nada. Никаких. На севере дела плохи. Это не новость. На севере с самого начала плохи дела.
— А про Сеговию ничего не слыхал?
— Нет, hombre[15]. Я не спрашивал.
— Ты и в Сеговию ходишь?