— Ни к чему твои шутки, — ответил Хоакин. — Я ведь сказал, все уже прошло и я жалею, что заговорил.
— Ладно, пошли тогда к старику, — сказала Пилар. — Надоели мне все эти переживания.
Юноша посмотрел на нее. Видно было по его глазам, что он вдруг почувствовал острую обиду.
— Не о твоих переживаниях речь, — сказала ему Пилар. — О моих. Очень ты чувствительный для матадора.
— Матадора из меня не вышло, — сказал Хоакин. — И нечего напоминать мне об этом каждую минуту.
— А косичку опять отращиваешь?
— Ну и что ж тут такого? Бой быков — очень полезное дело. Он многим дает работу, и теперь этим будет ведать государство. И, может быть, теперь я уже не буду бояться.
— Может быть, — сказала Пилар. — Может быть.
— Зачем ты с ним так грубо разговариваешь, Пилар? — сказала Мария. — Я тебя очень люблю, но сейчас ты прямо зверь, а не человек.
— Я и есть зверь, — сказала Пилар. — Слушай, Inglés. Ты обдумал, о чем будешь говорить с Эль Сордо?
— Да.
— Имей в виду, он слов тратить не любит, не то что я, или ты, или вот эти слезливые щенята.
— Зачем ты так говоришь? — уже сердито спросила Мария.
— Не знаю, — сказала Пилар и зашагала вперед. — А ты как думаешь?
— И я не знаю.
— Есть вещи, которые меня иногда очень злят, — сердито сказала Пилар. — Понятно? Вот, например, то, что мне сорок восемь лет. Слышишь? Сорок восемь лет и безобразная рожа в придачу. Или то, что вот такой горе-матадор с коммунистическим уклоном шарахается с испугу, когда я в шутку говорю, что поцелую его.
— Это неправда, Пилар, — сказал Хоакин. — Не было этого.
— Qué va, не было! Но мне плевать на вас всех. А вон он. Hola, Сантьяго! Как дела?
Человек, которого окликнула Пилар, был приземистый, плотный, с очень смуглым, скуластым лицом; у него были седые волосы, широко расставленные желто-карие глаза, тонкий у переносья, крючковатый, как у индейца, нос и большой узкий рот с длинной верхней губой. Он был чисто выбрит, его кривые ноги казались под стать сапогам для верховой езды. Он вышел из пещеры им навстречу. День был жаркий, но его кожаная куртка на овечьем меху была застегнута до самого горла. Он протянул Пилар большую коричневую руку.
— Hola, женщина, — сказал он. — Hola, — сказал он Роберту Джордану, и поздоровался с ним, и пытливо заглянул ему в лицо.
Роберт Джордан увидел, что у него глаза желтые, как у кошки, и тусклые, как у пресмыкающегося.
— А, guapa, — сказал он Марии и потрепал ее по плечу. — Ела? — спросил он Пилар.
Она покачала головой.
— Поешь, — сказал он и посмотрел на Роберта Джордана. — Выпьешь? — И, сжав кулак, отогнул большой палец вниз и сделал движение, как будто наливая что-то.