— Почему вы так говорите? — Слова куратора разозлили меня невероятно. Отчего он перекладывает чужую вину полностью на мои плечи? В случае с той же Селеной я сыграла лишь косвенную роль.
— Потому что ты не признаешь за людьми права иметь собственное мнение, осуждаешь людские слабости, свято веришь в свою безгрешность и правильность суждений. И, не переживай я за остальных ни в чем не повинных учеников, я бы бросил тебя ходить с этой меткой и дальше.
Никогда еще мне не было так обидно. И понятия не имею, почему мнение нелюбимого преподавателя настолько покоробило меня. Можно было просто холодно ответить ему в той же манере, а потом потребовать объяснить, что за метка на ладони, но я смертельно оскорбилась. Доводы рассудка были подавлены волной возмущения, зародившейся в самой глубине души. Молча поднявшись на ноги, я направилась к двери. Никому не позволю разговаривать с собой в таком тоне!
— Стоять! — раздалось вослед.
Я даже головы не повернула, лишь схватилась за ручку двери и потянула на себя. Но дверь не отворилась. Произнесенное заклинание также не возымело эффекта.
— Немедленно откройте замок! — потребовала я у куратора.
— Я сказал, сядь на место!
— По какому праву вы мне приказываете?
— По такому, что по твоей вине может пострадать еще большее количество людей, а ты разыгрываешь из себя обиженную невинность! Села на стул и слушай меня!
Вопреки приказу я схватилась за птицу на шее, желая лишь направить заряд в эсканилор и вышибить эту проклятую дверь. Когда птица засветилась, руку обожгло так, словно я сунула ее в огонь. Эта боль прошлась по всему телу каленым железом. Я беззвучно сползла вдоль двери на пол, птица выпала из разжавшейся ладони, а рисунок ослепительно засиял. В следующий миг я почувствовала, как Амир одной рукой обхватил меня за плечи, а другой сжал мои пальцы в кулак.
— Просто успокойся, — тихо заговорил куратор, — успокойся, подумай о чем-то хорошем.
Я пыталась сдержать слезы боли, ничего хорошего на ум не приходило.
— Представь что-то, что тебя радует.
Руку жгло все сильнее, закрыв глаза, с огромным трудом я заставила себя дышать медленно и подумала об Эрине, его поцелуях, объятиях, но жжение не проходило, а мысли сами перескочили на одно старое воспоминание из детства: я лежала в высокой траве в саду, вокруг порхали разноцветные бабочки, в ветвях пели птицы. Я смотрела на яркие трепетные крылышки и представляла, что лечу вместе с ними высоко-высоко в синее небо, а в душе разливалось чистое, ничем не омраченное детское счастье.
Я услышала, как выдохнул преподаватель, и поняла, что жжение в ладони уменьшается. Открыла глаза, а Амир раскрыл мою ладонь — метка медленно бледнела.