– Вы не обязаны платить нам, месье. Однако я хотел бы узнать ваши имена.
– Я предпочел бы их не называть.
– Вы путешествуете инкогнито?
– Да.
– И все же я вынужден настаивать.
Увидев сомнение на лице ученого, аббат хитро улыбнулся.
– Вы можете назвать мне свои имена на исповеди, и тогда они навсегда останутся тайной.
На миг Овидайя задумался, не обмануть ли аббата, однако почувствовал, что слишком устал для этого, да и надоели ему постоянные тайны. Поэтому он негромко произнес:
– Я Авдий Челоний, к вашим услугам. А моего спутника зовут Павел Лукий Марсилий.
Аббат поднял бровь:
– Марсилий? Тот самый Марсилий? Автор «Dissertatio de generatione fungorum»[110]?
– Тот самый, ваше преподобие.
– Почему же вы сразу не сказали? У нашего ботаника есть несколько его трудов. Для нас будет честью вылечить вашего друга, если того захочет Господь, сколько бы времени на это ни потребовалось. До тех пор вы находитесь под нашей защитой.
С того момента прошли недели, на протяжении которых Марсильо начал чувствовать себя лучше. Монастырский медик наложил шину ему на ногу, ежедневно промывал его плечо отваром мандрагоры. Опухоль стала спадать, однако медик опасался, что рука генерала так и не обретет былую подвижность.
Большую часть времени они проводили в монастырской библиотеке или же сидели в большом саду, разбитом во внутреннем дворике летней трапезной. Они занимались одними и теми же делами, и мир за воротами монастыря постепенно начал меркнуть. Иногда Овидайя задавался вопросом, существует ли он вообще. Он полагал, что аббат в курсе последних событий, что он знает по крайней мере о ходе военных действий, которые развернул Великий король против Великого альянса. Однако вопросов не задавал.
Наступила весна. Когда однажды вечером, незадолго до вечерни, они сидели в залитом солнечным светом церковном саду, Марсильо сказал:
– Я обратил внимание, что вы совершенно перестали писать письма, Овидайя.
– Да, перестал.
– Однако письма для вас были подобны эликсиру жизни.
– Верно, – согласился Овидайя. – Но я не могу вернуться в «République des Lettres», несмотря на то что меня туда тянет.
Марсильо склонил голову набок. Овидайя поглядел на него. Он предполагал, что генерал смотрит на него с удивлением, однако уверен не был. Сейчас было сложно трактовать выражение хорошо знакомых ему черт лица итальянца, поскольку одна половина лица Марсильо была парализована после падения с моста через Сену – по словам медика, причиной было слишком большое количество черной желчи в организме.
– Вы действительно думаете, что все, что вы пишете, очень быстро оказывается в Черном кабинете Людовика? – поинтересовался Марсильо.