– Возможно, ваш интерес чисто академический. Возможно, вы намереваетесь написать трактат о мастерах-ворах. Однако гораздо вероятнее, что вы собираетесь нанять одного из этих людей. О каком надувательстве идет речь в этом случае, я даже знать не хочу. Но пока нужные бродяги сидят за решеткой, никакого проку вам от них не будет.
– Я готов заплатить и за тех, и за других, сэр, и за свободных, и за находящихся за решеткой. Главное, чтобы это были люди выдающегося таланта, если можно так сказать. Просто назовите мне лучших из тех, кого знаете.
– В Лондоне?
– В Англии и на континенте.
– Понимаю. Вы могли бы добавить кое-что еще, на чем должен специализироваться ваш мастер-преступник?
– Специализироваться?
– Кража, вымогательство, грабеж, похищение, убийство, – произнес Гиббонс совершенно беспристрастным голосом, словно перечисляя сорта эля. – Что он должен уметь?
Овидайя на миг задумался.
– Украсть что-то, что находится на хорошо охраняемой территории – с множеством охранников и стен между ним и… предметом.
– Вот как. Что ж, есть один… человек. Впрочем, это вам мало поможет.
Постепенно Овидайя начинал терять терпение. Он вынул из внутреннего кармана две гинеи, которые были зашиты под воротником, и положил их на стол.
– Говорите же. Дело не терпит отлагательств.
– Его зовут Луи, и он – граф Вермандуа. Среди экспертов его считают, пожалуй, лучшим вором в мире. Он очень хитер и ловок.
– Принадлежит к высшему дворянству Франции? Я-то полагал, они обкрадывают только собственный народ.
– Говорят, он крадет от скуки.
– И что же стало его величайшим трофеем на данный момент?
Гиббонс слегка наклонился вперед:
– Он украл нечто ценное у короля.
– Какого короля? Людовика Великого?
– Да.
– И что именно он украл?
– Этого точно никто не знает. Однако, судя по всему, это то, чем его величество очень дорожил.
– Почему я ничего не слышал об этой истории?
Гиббонс поднял взгляд на потолок, затем медленно произнес:
– Не поймите меня превратно, я очень уважаю нашего короля, да хранит его Господь. Но, в отличие от нашей терзаемой всеми Англии, во Франции царят закон и порядок во всем. И если кто-то ворует у короля, об этом не пишут в «Газетт де Франс». Никому не пришло бы в голову написать дерзкий трактат о таком происшествии. А тот, кто станет болтать об этом в кофейне, окажется в Бастилии – ровно до того самого момента, пока палач не наточит свой топор.
Овидайя кивнул. Гиббонс ему не нравился, но дураком назвать его было нельзя. Во Франции, в отличие от Англии, действительно действовала строжайшая цензура, и король мог любого, кто был ему не по нраву, отправить гнить в казематах, сколько ему заблагорассудится, одним