Капелью редкой прозвенит,
Или иной невнятный звук
Разбудит отзвуки вокруг,
Растает и замрет.
Порой другие в свой черед:
Ночного ветра резкий зов,
Удары башенных часов
Проникнут в эту глубину,
Едва нарушив тишину,
В которой молча, без дыханья
Лежат умершие созданья!
О Перси! Сей приют ужель
Деяний горделивых цель?
Ты брел, срываясь и скользя –
Куда же привела стезя?
Великий муж! Ты жертва тленья.
Меж тем небесных сфер вращенье
Привычно отмеряет день
И ночь, сменяя свет и тень.
Недвижим ты в своем гробу,
Пока империи судьбу
Вершат под рев военных труб,
В ответ которым с тысяч губ
Из всех концов, со всех сторон
Доносится то вой, то стон.
Там плачут, любят, там скорбят
О множестве своих утрат.
Порой сей шторм бушует там,
Где высится старинный храм,
В котором меж старинных плит
Твой, Перси, хладный прах лежит,
Где, с домом распростясь своим,
Усталый странник-пилигрим,
Склонясь, почтит твой вечный дом,
Прильнув губами и челом.
Порою, откатясь назад,
Грома усталые молчат.
Но вот стране грозит страна,
Вновь пробуждается Война,
И моря бурные валы
Поют чудовищу хвалы,
Твоей стихии грозный рев
Смешав с раскатами громов.
Потоки рек до глубины
Бурлят, к морям устремлены,
Но ты не пробужден!
В полях на мертвеце мертвец,
Холмы окрасились в багрец,
В крови их вечер застает,
Такими видит их восход.
Робким, бледным лучом луны
Кровавые росы озарены.
Ночь не приносит сон и покой
На горы и долы, на брег морской.
В полях резни завывают псицы,
Гремят барабаны, скрипят колесницы –
Твой бестревожен сон!
Твой голос не смирит сенат,
Твои враги не задрожат,
Арфа разбита, голос угас
В стенах, где он гремел не раз.
Призывы, издевки, залпы угроз –
Забвенья поток безвозвратно унес.
Неслышно, бесследно года протекли,
Один за другим исчезая вдали.
Свершенья, и славу, и злые дела
История в вечную книгу внесла.
Святилищем стал твой последний приют,
В тебе и злодея и гения чтут.
Из некогда непроницаемых туч
Сочится теперь восхищения луч.
Не все беспощадное время умчало,
Величие ярче из тьмы воссияло.
О Перси! Могу ли я дерзнуть
В лицо, что скрыто сейчас, взглянуть?
Дерзну ли после стольких дней
Крышку поднять и узреть, что под ней?
Открою ли ужасный вид,
Что ныне ревниво саваном скрыт?
Увижу ль тебя, как в твой смертный час,
Когда солнца последний луч угас,
И я над подушкой твоей в смятенье
Тени смертной следил приближенье
И знал без единого слова и взгляда,
Что бытия угасает лампада,
Что вот и кувшин у ключа разбился,
Что ворот колодезный остановился,
Что золотую повязку порвали
И драгоценный сосуд растоптали.
В таком покое, в такой тишине
Ты отходил, что думалось мне,
Хоть я едва удерживал дрожь,