. Десятки, сотни, тысячи эшелонов с их кормильцем — лесом шли отсюда десятилетиями направо и налево. Шахов и его жена, заведующая отделом снабжения, правили бал. Не святые, может быть, заключенные, но все же люди и невинные деревья взаимоуничтожались, а "хозяин с хозяйкой" все крали и крали. Им не нужно было даже фантазий, которые и заводят порой человека в тюрьму — они просто потребляли жизнь, пропускали ее сквозь утробы, как земляной червь землю.
И вот пойдешь в лес за грибами.
Идешь по ближним делянкам — давно нет леса. Чуть дальше по железнодорожной ветке — все брошенные бараки сталинских, времен, вышки, колючка, как перекати-поле… В равнинной-то части этот лес давно б на строительство дач порастаскали, а здесь — гниет. И гниют кости бывших до нас людей, кого в муках рождали матери.
На печальные размышления наводит север.
Но мертвым — мертвое. Жывым — живое.
Я уже приближался к сорока годам: ни дома, ни жены, ни деток… А стоит ли их производить в мир, что лежит во зле? Вон они, чьи-то дети валят лес в тридцатиградусный мороз. Они поднимаются в пять утра и под конвоем едут "воронками" на лесоповал. Добираются в восемь-девять утра и радуются, что не в дождь, не в слякоть, потому что лес на морозе стоит, как стеклянный. Деревья в мороз валятся, как срезанные бритвой, а люди деревенеют, если не двигаются.
И пошла бригада из семи человек: вальщик леса с бензопилой "Дружба" почему дружба? — он же бригадир; толкач — опытный вальщик; четыре сучкоруба прыгают как зайцы с дерева на дерево, а топорики у них на длинных топорищах; тракторист на трелевочном тракторе.
Делянка — двести метров туда и двести же обратно. И они, мамкины дети, проходят ее до обеда без перекуров. Норма — пятьдесят кубометров. Тракторист только успевает чекера цеплять за стволы и оттаскивать лесины на склад. Как бы хорошо после смены в баньку-то сходить! А где она? До ближайшей бани — семь верст до небес и все лесом.
Вот хозяин мне и говорит:
— Александрыч, давай построим зекам баню. Ты можешь?
Что толку мочь? Сметы нет, денег на нее ни копейки нет, труб нет, сварочных аппаратов тоже нет… Нет электродов, запорной арматуры, краски, заслонок, котла… Один лес. Того вволю. Тайга штабелей.
Но отвечаю:
— Могу. Но только мне нужна полная свобода действий и бригада. Бригаду я наберу сам.
— Добро.
Надо десять человек — я набрал тридцать, которым невмочь на лесоповале или не хотят работать принципиально. Не думали, как и я, что на поселении такая каторга. Шли на поселение отдохнуть, а там грязь до пупа, и менты с собаками в лес тебя гонят.