– Господи, Господи… – в страхе шептал он, вцепившись руками в борт. Лодка замедлила движение, будто её отпустили, и продолжала плыть медленнее, по инерции. Через несколько секунд её ход иссяк, и она закачалась на одном месте в полном беззвучье, нарушаемом еле слышным плеском воды. Эта перемена вновь подняла рыбака на ноги. Не успев выпрямиться в полный рост, потрясённый рыбак увидел как поверхность воды в двух метрах перед бортом медленно выгнулась горбом… волна? Нет, – вокруг ровная водная гладь… А водяной горб подрос, вспухая и увеличиваясь. Затем он выгнулся… в сторону, и затем принял странную форму, колеблясь в воздухе, словно кем-то или чем-то оживлённый и не опадая обратно на воду!!! Оглушённый ужасом, рыбак стоял неподвижно, глядя, как, наливаясь антрацитной чернью, мутно бликует огромная водяная фигура, потянувшаяся к нему…
* * *
Через редколесье, хрустя павшими ветками, бежали двое. Меж сухих стволов справа мелькал берег и неподвижная ртуть озёрной глади.
– … Он где-то здесь… не мог уйти далеко!.. – обернувшись и тяжело дыша, бросил передний бегущий заднему. И вдруг резко остановился:
– Стой! Тише… – он поднял руку, застыв и прислушиваясь с напряжённым выражением лица. Издалека донёсся масштабный утробный звук, будто сдавленный крик, он разбросался над верхушками деревьев и потух.
– Что это, Джефф? – вполголоса спросил Валера. Джефф не успел ответить. Со стороны озера вновь раздался крик – крик странный, протяжный, не похожий на человеческий, будто это сам Байкал взывал о помощи.
Проснулся Игорь из-за резкой головной боли, которая буквально выхватила его из сна. Несколько секунд он лежал неподвижно, глотая раскрытыми глазами темноту, взвешивая боль в голове и сонное томление во всех остальных частях тела. Чему уступить? Спать хотелось сильно, но видно, придется встать. Скрючившись, морщась, взлохмаченный и отлежанный, он направился в ванную, запинаясь в жестких сандалиях на голую ногу. «Ох, как трещит в висках», – думал Игорь, умывшись холодной водой, вытираясь полотенцем и разглядывая на стене застывший потек краски. Досадуя, что прервался сон, Игорь вернулся к постели. Тишину в спальне нарушали только наручные часы, лежавшие на стуле около кровати. «Тик-тик-тик…» – издалека шептала секундная стрелка.
Игорь расслабленно растянулся на кровати. Сон и не думал возвращаться. За окном постепенно серело, а Игорь все слушал шум тополиной листвы. Одеяло щекотало уголком около носа, но убирать его не хотелось. Из темноты начали проявляться, как на фотобумаге, стул с красной обивкой, швейная машинка, накрытая куском материи. Мысли в голове Игоря, как всегда в бессонье, были подобны новогодним ракетам – торопливо отталкивая одна другую, возникали, шипя, совершали короткий путь и угасали, уступая место другим. Время текло медленно, как варенье, и постепенно Игорь стал замечать, что какая-то одна неясная, неспокойная мысль уже довольно долго присутствует поверх всех других мыслей. Наконец, мысль оформилась. «Что-то не так», – давала понять она Игорю. Пытаясь уразуметь, что именно «не так», Игорь повернулся на другой бок. И вдруг он понял, в чем дело: тишина. Самая полная, самая глубокая, самая невероятная тишина царила в комнате и за окном. В спокойнейшие из ночей тишина периодически нарушалась – скулили и тарахтели водопроводные трубы, соседи за стеной постукивали, да и на улице то машина прошумит, то голоса ночных гуляк. Сейчас же даже листва тополей перестала шелестеть. На мгновение Игорю показалось, что он оглох. От такого предположения сердце встрепенулось, глухо застучало внутри. Игорь слышал только собственное дыхание и тихое поскрипывание кровати от своих мелких, чуть обозначенных телодвижений. Как он ни напрягал слух, ни единого звука, кроме им самим издаваемых, он не уловил.