Началось все с тоста за доблестных союзников во главе с императором Хирохито. Чтобы японец не выпил за императора — да ни в жисть! Вот только водка — это не сакэ, даже если она не подогретая. Не успел полковник прийти в себя от потребленного, как уже звучал тост за Красную Армию и товарища Сталина. Ну как тут отказаться? Третий, как и обычно, за тех, кого уже рядом нет. Это произвело впечатление на японца, пожалуй, сильнее, чем всё остальное. Ну, а дальше уже по накатанной. Но то, что для русского хорошо — для японца смерть. Ну, или её подобие. Особенно на утро после такого застолья. Правда, увидеть утренние страдания полковника Танаги Родину не довелось. Откуда-то нарисовались ординарец с переводчиком и уволокли пытающегося что-то петь, причем по-русски, пьяного в стельку самурая. А ведь и выпили всего ничего...
А на следующий день всё завертелось. Информация о необычном воздушном бое по цепочке дошла до Москвы. Что и почему там делалось, сказать, конечно, нельзя, но решение, судя по стремительности исполнения, было принято на самом верху. 'Подать сюда героического летчика и его не менее героический экипаж. И немедленно'! А приказы в армии, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Из Харбина уже вылетел самолет, и ни какой-нибудь Г-2, а современный Бар-3. Бумаги оформили с невероятной скоростью. Побрились. Оделись. Попрощались. А вот и красавец Бар-3, в девичестве Сталь-7. Ковровая дорожка. Мягкие кресла с белыми чехлами. Прощай Китай! А может быть — до свидания?
Пантюшин.
В один из дней незаметно наступившей осени, Андрей, отработав ставшую уже привычной ночную смену в радио-лаборатории, примчался на завод. Переоделся в спецовку, наскоро бросив в рот пару кусков сахара, и совсем уже собрался направиться в сборочный цех, когда его придержал за рукав бригадир Григорий Фомич. Придержал и буквально силком затащил в свою каморку. Ну, каморка не каморка, а скорее, небольшая выгородка в цехе готовой продукции рядом с главными воротами.
В каморке этой имелся стол с парой табуреток и предмет особой гордости Фомича и зависти других бригадиров здоровенный банковский сейф с царским орлом на передней дверце. Хранился в сейфе неприкосновенный запас на все случаи жизни — опытный рабочий знает, где и как себе запасец организовать без ущерба общему делу. Ну, допустим, сожжет кто-нибудь хитрый резец по металлу или сверло, а Фомич сейф откроет и выдаст замену. Правда, перед этим отвесит подзатыльник, невзирая на возраст — следи! Нет, орла-то, ясное дело, давно в металлолом отправили, а на его место Фомич вешал переходящий красный вымпел, который довольно часто вручался именно их бригаде. Была в этом заслуга, прежде всего бригадира и совета бригады, куда выбирали самых опытных и знающих рабочих. Совет избирался на общем собрании бригады по числу участков, на которых бригада работала. И входили в него на самом деле опытные и знающие — а зачем рабочему человеку трудовую копейку терять? Можно, конечно, и на красивые слова повестись и гладкие обещания, но когда дело к расчету подойдет, тут и начнешь локти кусать, да поздно будет. Словами и обещаниями и сам сыт не будешь и семью не накормишь. Поэтому баламуты и говоруны в бригаде не держались, мигом в отдел кадров налаживались. А с такой 'рекомендацией' удержаться на заводе было трудно — дармоеды и болтуны никому не нужны. Строго было в бригаде. Фомич даже своих сыновей в бригаду не взял, не хочу, говорил, тут келейность разводить. 'Весь наш завод есть большая семья. А в семье не важно, кто и где трудится, главное, чтобы пользу приносил. Вон, Шулейкину или Митрохину тоже хорошие рабочие руки нужны. Что, мне жалко, что ли? Для общей-то пользы'.