– Бачем, сынок, – позвал Махмуд.
Салим сидел перед отцом, скрестив ноги. Теперь он поднял голову. Махмуд замолчал, обдумывая то, что собирался сказать.
– Я тебе кое-что прочитаю, – решил он и взял книгу Халиля со стола.
Судьба невинна, и сравнить ее легко
С младенцем, выкормленным чистым молоком.
Блуждая в скорбном лабиринте без дверей,
Знай, что построил сам его ты волею своей.
Не хочет Всеблагой для нас оков,
Не Он терзает и ведет путем грехов.
Тяжел нам груз, носимый за плечами,
Но зерна бед посеяли мы сами.
– Знаешь ли ты, что означают эти слова?
– Да, падар-джан.
– Тогда скажи мне, как ты их понимаешь.
– Я не должен вести себя как ребенок.
– Салим-джан, мне жаль, что, просыпаясь утром, ты видишь вот такой мир. Мне жаль, что ты видишь такой Кабул и такой Афганистан. Что ты делал первые шаги под свист ракет над головой. Не в таком мире должны жить дети. Но именно поэтому для тебя важно расти. Ты должен найти способ извлечь из этой ситуации лучшее – посеять хорошие зерна, чтобы собрать достойный урожай.
На лице у Салима появилось выражение недовольства. Ему всегда говорили только слово «нет». Он часто обсуждал это со мной. Очень мало что ему разрешали. А вот списку запретов просто конца не виделось. Но Салим, прикусив язык, не спорил, когда Махмуду случалось поступить несправедливо.
– Салим-джан, сынок, настало для тебя время самому начинать думать о своих поступках. Мы с мамой отвечаем за тебя, но с каждым днем ты все больше взрослеешь.
Иногда мне хотелось, чтобы Махмуд относился к детям строже. Я не могла понять, почему они боятся его наказаний. Он всего лишь читал им нравоучения и разочарованно смотрел на них, если они вели себя плохо. Но дети уважали его. Я уважала его. Мы с сыном и дочерью провели столько вечеров, уютно устроившись возле него, борясь за то, чтобы сесть поближе, слушая его истории. Он обнимал нас, и все мы становились единым целым.
В такие моменты я просто растворялась в своем муже. Я любила его. Никогда бы не подумала, что кого-то смогу так полюбить. Мне не хватало тетушки Зебы. Она соединила нас, и я жалела, что не могу сказать ей, как благодарна за это.
Той ночью, под спокойное дыхание спящих детей, Махмуд растирал мне поясницу.
– Салим будет настоящим мужчиной – в его молодых глазах видно душу льва, – шептал он, – мы и оглянуться не успеем, а он уже сам станет главой семьи с собственными малышами. Знаешь, о чем я молюсь, джанем? О том, чтобы этот день пришел не слишком рано и не слишком поздно.
Я обвила руки Махмуда вокруг своего живота.
– А я молюсь за то, чтобы судьба позволила мне дожить до этого дня.