В темноте Веронике было не стыдно и не страшно — хотя Максим лежал рядом с ней совершенно голый. Они прижимались друг к другу всем телом — от щек до ступней. Она чувствовала его всего — и тот незнакомый волшебный орган, который, как она знала, вырастает у мужчин от сильного притока крови. Как ей ни было любопытно, она бы ни за что не решилась дотронуться до него рукой. Но даже когда это чудо случайно прикасалось своей горячей и нежной кожицей к ее бедрам, ее бросало в нервную дрожь. Это было новое, удивительное ощущение, и они оба наслаждались им. Говорить они не могли. Ничего не волновало их сейчас, кроме любви — а о ней они говорить стеснялись. Конечно, если бы мог, Максим сказал бы Веронике, какая она изумительно красивая, худенькая и нежная, какие у нее милые маленькие грудки, редкостные по длине и стройности ноги… Но Максим еще не умел всего этого говорить — и только исступленно гладил и ласкал любимое тело. Иногда его руки пытались забежать в ложбинку между ногами, но Вероника всякий раз останавливала его и крепко сжимала колени.
— Не надо… Не надо… — как заведенная, повторяла она, и Максим не смел ее ослушаться.
Он и сам толком не знал, как все должно быть. В ванной он с ужасом смотрел на свой большой восставший член, сгорая от стыда и сознавая, что больше всего на свете ему хочется сейчас куда-нибудь это засунуть. Единственное, что он чувствовал, лежа рядом с голой, восхитительно горячей Вероникой, — это дикое возбуждение, от которого у него уже кружилась и болела голова, шумело в ушах и саднило в паху. Но он продолжал и продолжал заниматься этим сладким самоистязанием. Временами он забывался и пытался засунуть коленку Веронике между ног — иногда это ему даже удавалось. Но потом все снова возвращалось на круги своя. Даже когда он нежно и осторожно перебирал губами ее соски, когда, сам не понимая смысла своих действий, посасывал их, словно ребенок, Вероника не давала ему двинуться дальше определенной ею черты. В конце концов он почувствовал приближение финала и, порывисто вскочив, умчался в ванную. Он боялся, что это случится с ним на постели и он испачкает Веронике простыню. Но, когда он вернулся и лег рядом с разомлевшей Вероникой, все началось сначала…
Так они промучили друг друга до утра. Потом Максим, утомленный несколькими неполноценными оргазмами, все-таки уснул, а Вероника так и осталась лежать без сна. Она смутно чувствовала какую-то обиду и досаду — но не могла понять, чем она вызвана. Обвинять в своем состоянии Максима ей даже не приходило в голову. Наоборот, она думала про него с нежностью. Пока он спал, она легонько гладила его по волосам и думала: «Вот это и есть настоящее счастье…»