Хоронили на Ваганьковском. Поехали туда большой колонной в сопровождении милицейских машин. Когда вышла из автобуса, увидела Сережу, стоящего возле своей «Волги». Подошла к нему поздороваться. Сережа, вздохнув, сказал, что с понедельника будет возить другое начальство, но уж такого, как Виктор Ильич, вряд ли встретит. Лидии Борисовне машина не положена, и, придвинувшись ближе, шепнул, что дачу уже отобрали, другие-то успели приватизировать, а Виктор Ильич и не думал об этом. И место на Новодевичьем не дали, только на Ваганьковском. А какой человек был! Эх, неправильно это, такого человека – и на Ваганьковском.
После похорон распорядитель с траурной повязкой на рукаве объявил в мегафон, что всех желающих поеха ть на поминки просят в автобусы. Шура с мамой не хотели ехать, все это тяжело для Оленьки, да и для них, но подошел Борька и сказал, что надо обязательно, папа их так любил, надо поехать. Пусть они садятся вот в этот автобус, с родственниками, а Оленька поедет с ними в машине, маме так будет полегче. В автобусе пришлось здороваться с давно забытыми людьми. Но они, оказывается, ее хорошо помнили со свадьбы, сказали, что и не изменилась совсем. Говорили о Викторе Ильиче. Как все внезапно, не верится даже. Лида-то чуть с ума не сошла от горя. Для нее Виктор был, как свет в окошке. Никого кроме мужа и не видела. А похоронили, конечно, не по чину… Разве такие похороны заслужил? Ну, новая метла по-новому метет, а все-таки нехорошо. Нельзя так быстро его заслуги забыть. Что теперь будет? Лида, бедная… Хорошо, что Борис Иванович не дожил до такого. Он-то на Новодевичьем похоронен, как положено. Ольга Николаевна соглашалась, говорила, какой замечательный человек Виктор Ильич, Шура молчала.
Приехали в ту же гостиницу на Арбате. Столы были расставлены прямоугольником по всему залу. Когда рассаживались, к ней подошел Борька, сказал, как он рад ее видеть, отец всегда рассказывал про Шурины успехи. Выглядит она замечательно, ничуть не изменилась, такая же красавица. А почему не замужем? Нельзя быть одной. Ни за что не поверит, что нет претендентов. Шура ответила, что все у нее хорошо, она не одна, но вот замуж ей ни к чему не хочется Оленьке отчима. Борька понимающе кивнул, Оленька – чудесная девчонка, спасибо Шуре за это и Ольге Николаевне тоже. Даже Алла всегда хвалит Олю и ставит в пример. Их Лиза очень избалована. И капризная, такие концерты устраивает, ужас! Шура ответила, что благодарна его жене за хорошее отношение к Оле и за все чудесные вещи, что они присылали. Наверняка это Алла подбирала, а не он. Борька улыбнулся, точно, она… Красивая у него жена, ей очень понравилась, и дочка хорошенькая, она рада за него. Тут распорядитель объявил, что слово предоставляется такому-то, и все замолчали. Борька вернулся на свое место – рядом с матерью. Говорили много, но народа было значительно меньше, чем на кладбище. Шура поняла, что те, узнаваемые по газетам, не приехали. Через час они подошли к Лидии Борисовне попрощаться и забрать Оленьку. Завтра в школу, а уроки не сделаны. Бывшая свекровь всплакнула, целуя внучку. Она немного оживилась, лицо не было таким безучастным. Просила Оленьку не забывать ее, приезжать почаще. И сказала, что теперь уже Сережа не работает, возить некому, пусть уж Шура сама привозит девочку, а то ей так одиноко… и заплакала. Шура обещала и, погладив свекровь по плечу, впервые поцеловала в щеку. Так жалко стало эту старую женщину, что все обиды забылись. Да и кому сейчас это интересно?