Данила сидел на велотренажере. На нем были серые джинсы и белая толстовка с капюшоном. Уж у него наверняка таких проблем не было. Он очень хорошо одевался, каждый день в новое. В моей прежней школе мальчики месяцами носили один свитер.
– О чем думаешь?
– Почему ты спросил? – испугалась я.
Он засмеялся.
– Просто так, – легко спрыгнул с велотренажера, подошел к дивану и сел рядом. – Твой отец скоро придет?
– Он… – Я запнулась. Все мысли были об одном: если он меня обнимет, то дотронется до боков. Я же не смогу ему объяснить, что это не толстые бока, а просто тело вылезло из тесных штанов. Закономерно было бы спросить, а почему они тесны? Не потому ли, что я разжирела? Мало кому из ребят в моей школе пришло бы в голову, что у меня не так много одежды и я, как и моя подруга, носим вещи, пока не сносим или пока не вырастем из них. Нам с мамой было что купить и помимо сотни разных штанов.
– Так что он? – Данила придвинулся ко мне и закинул руку на спинку сложенного дивана. – Почему ты замолчала? Стефа, что-то не так?
Его глаза, казалось, заглядывали в душу.
– Да все так, он придет вечером. – Я натужно засмеялась. – Там торт есть в холодильнике.
Прозвучало это весьма нелепо. Вечно голодная девушка в тесных штанах, которая ни о чем не может думать, кроме недоеденного торта. Так Даня обо мне думает?
Мне ничего не оставалось, лишь продолжить:
– Сейчас принесу чай!
Я уже начала вставать, когда его рука опустилась мне на плечи и притянула к себе.
– Да ну его, этот чай! – Его губы были в паре сантиметров от моих. И я чувствовала его горячее дыхание. Мне стало страшно.
Когда нужно сказать о том, что я не умею целоваться? Сейчас? Или потом, когда все случится, сказать, точно оправдываясь, мол, не умею.
Я так и не решила. Его губы коснулись моих, а я в этот момент думала только о боках, о штанах и о своем неумении. О чем угодно, но только не о поцелуе и не о том, кто меня обнимает.
Поразительно, как уверенного в себе, самодостаточного человека можно за считаные дни превратить в неуверенного и запуганного. Если мои одноклассники добивались именно этого, им удалось.
Когда же одна рука Дани начала медленно спускаться с моего плеча на спину, я отстранилась и вскочила.
На лице парня читалось потрясение. Мы молчали, я не знала, как объясниться. Общественное мнение так давило мне на мозг, что я стала стесняться себя и свое стеснение уже ставила выше чужих чувств.
Пришедший в себя от моего поведения Данила пробормотал:
– Стефа, если я поторопился, ты скажи.
И я, набравшись храбрости и воздуху, выпалила: