Записки шанхайского врача (Смольников) - страница 161

Лодка у потерпевших была настолько стара, что все время наполнялась водой, и шесть негров были заняты только тем, что непрерывно вычерпывали воду банками из-под керосина. Наш капитан дал им воды (просто налили воду из шланга в их лодки, и они, сидя в пресной воде, так и поплыли), а также сто сигарет «Вудбайн» - любимые сигареты английских матросов. Их капитану он показал на карте, где их «дау» находится. Дело в том, что арабы плавают только по компасу и по звездам, а может быть, и по старому будильнику. Вообще, удивительно, как эти «Синдбады-мореходы» находят путь в океане. Их смелость достойна уважения. Они уходят из Аравии с северо-восточным муссоном и возвращаются с юго-западным, то есть находятся в плавании почти целый год. Чем и как они торгуют и оправдывается ли их торговля, известно лишь Аллаху и Магомету, пророку его.

Мы развернулись и взяли курс на Коломбо. Там должны взять масло для машин и долгожданную воду. Один душ в день в Индийском океане в мае месяце - это слишком! Все загорели, огрубели и стали походить на пиратов».

В эти дни у меня состоялась беседа с нашим боцманом, которую я почти дословно записал как рассказ под названием «Морской волк». Поскольку рассказ имеет прямое отношение к моему путешествию, я счел возможным привести его здесь полностью. Замечу, что некоторые эпизоды гиперболизированы, но, надеюсь, что читатель сразу это уловит. Слова «эдакий» и «разэдакий» — нецензурные английские ругательства, которые я не мог выкинуть из текста, иначе колорит разговора был бы начисто потерян, и из шотландского боцмана у меня получилась бы воспитанница благородных девиц города Санкт-Петербурга.

Морской Волк

Уаллакот и я стояли на носу корабля и курили. Вокруг расстилалась монотонная синева Индийского океана. И ни морские лошади, как англичане называют пенистые гребни волн, ни летающие рыбы, ни лазурь небосвода, ни попутный нам юго-восточный муссон, ни ныряющие черносерые дельфины со свиными носами не радовали нас, изнывающих от безделья пассажиров. Команда корабля тоже была утомлена однообразием этого длинного пробега. Шла четвертая неделя, как мы покинули туманный Лондон.

К нам подошел боцман, дружески улыбаясь.

«Ну как, джентльмены, - спросил он, - подходящая для вас погода?» - «Прекрасная погода», - ответил Уаллакот. Я кивнул головой в знак согласия. Даже эта неизменно хорошая погода начинала казаться монотонной.

Боцман - человек уже пожилой, проведший сорок пять лет своей жизни на море, - был маленького роста: пять футов без излишка (полтора метра). Одет он был в грязную рваную рубаху и короткие штаны военного образца цвета хаки. (Да и мы были одеты не лучше, было лень стирать). На голове он кокетливо, на одну сторону, как французский берет, носил белый чехол от морской фуражки. Глаза добрые, желтые. Прямой нос. На носу около правого глаза сидели две небольших опухоли, обещавшие со временем переродиться в рак кожи, лицо в грубых морщинах, а кожа шеи, как китайский апельсин, в грубых складках. Ноги и руки, годами соприкасающиеся с машинными маслами, в светло-желтых и темно-коричневых пятнах.