«Доктор, мой врач говорит, что у меня колит, и возможно, тропический. У меня бывают такие боли в боку, как у вас после гольфа. Я так страдаю, что даже бываю холодна с мужем (опустила веки, изобразив смущение). Какой анализ нужно сделать, чтобы знать, что со мной? Я не боюсь правды. Скажите, какой у меня колит?».
Лемперт приходил в восторг. В халате, наглухо застегнутом у шеи (из-за жары мы надевали халаты на голое тело и поэтому так их застегивали), он стоял на десятисантиметровой высоте и обдумывал текст речи.
«Мадам, что вам сказать? Ваша болезнь, моя болезнь, болезнь герцога Эдинбургского, болезнь всякого человека так легко не определяется. Вот здесь Павлов (поворачивается к портрету)... Как он работал! Рефлексы, слюна, собаки, много собак... И терпение. Много терпения!»
Лемперт сходил с пьедестала, подходил к своему столу и притрагивался к никогда нечитанному толстому тому Топли и Уилсона: «Вот здесь Топли и Уилсон, мои учителя, столпы мировой иммунологии. А вы думаете, мадам, что они смогли бы так сразу ответить на ваш вопрос? Нет, нет. Не смогли бы».
Затем Лемперт возвращался на свой «насест» у камина. У него были очень красивые глаза. Дамы его называли «сероглазый король». Лемперт слегка опускал веки: «Сударыня, мы должны полностью, как теперь говорят, комплексно, да, именно комплексно, обследовать вас. Колит! Колит!.. А что такое колит?.. Я знаю? Нет, без анализов не знаю. Давайте сделаем так, мадам. На следующей неделе я специально попрошу профессора Раубичека, профессора Венского университета, и американского профессора Хауата, профессора Манильского университета, заняться вашим случаем. А потом я приглашу вас. Ваш телефон у меня есть?.. Нет. Сейчас запишу. И мы все вместе этот вопрос обсудим».
Когда эта мадам получала счет за анализы на баснословную сумму, она была счастлива. Этот счет она могла показывать своим знакомым, чтобы те знали, что ей стоил ее кишечник. Этим счетом она могла утереть нос мужу и потребовать новую норковую шубу к осени.
Ее врач был счастлив, что послал ее к Лемперту. Лемперт тоже был счастлив. И бухгалтер Лемперта был счастлив. Все были счастливы, исключая, может быть, Павлова и Топли с Уилсоном. Но их мнения никто не спрашивал.
Милый Лемперт был мастером светской лжи. Меня он представлял врачам и пациентам так: «Познакомьтесь. Доктор Смольников. Он любезно согласился помогать нам в клинической патологии». А на самом деле я был рад работать у него за четыреста юаней в месяц, потому что мы почти голодали. Он поручал мне самые разнообразные процедуры, за что я ему благодарен. Я должен был брать желудочный сок, определять кислотность и прочие вещи. Брал кровь и считал белые и красные кровяные шарики, красил мазки крови, определял средний диаметр красных кровяных телец.