Самое удивительное, что принцы смотрели не на меня, а друг на друга. Возникло такое чувство, что я сейчас должна благословить однополый брак по фотографии. Или это назойливые агитаторы принесли портреты своих кандидатов. Вот тебе и средневековое знакомство в социальной сети. Пока послы возмущенно переругивались друг с другом на тему, кто первый будет нахваливать своего монарха, дядя наклонился к моему уху и произнес:
— Толстяк уже трем кобылам хребет сломал, пока позировал портретисту.
— Неужели? — возмутилась я столь явному надругательству над животным миром.
— Я пошутил. Коня художник рисует отдельно. Иначе бы у бедного животного глаза были как у Ленса вчера при виде нашей милой сцены.
Волосы дяди коснулись моей шеи, и я почувствовала, как по телу пробегают мурашки. Бог ты мой, сколько будет продолжаться эта пытка?
— Принц Эдоб Тринадцатый! — торжественно объявила делегация усатого.
— Принц Корелл Восемнадцатый! — торжественно объявила делегация толстячка.
Кто кого? Эдобе Фотошоп или Корелл Дроу. Если портреты действительно прошли художественную обработку, то я не хочу представлять натурщиков!
— Принц Эдоб отличается своим мужеством! Он лично, своими руками уложил две сотни врагов! Мы все были свидетелями его подвига! — гордо ответили мне, потрясая портретом усатого.
— А принц Корелл отличается еще большим мужеством! Он уложил триста врагов! Причем сделал это без оружия! — отозвалась делегация, придерживая портрет своего пузана.
— Он их съел, — с усмешкой прошептал дядя, снова касаясь моей шеи своими длинными волосами. В такие моменты, я забываю вдыхать и выдыхать.
— Принц Эдоб известен своей поэтической натурой. Он прислал вам свое стихотворение! — прокашлялся посол, разворачивая бумажку.
Нет. Только не стихи! Местная поэзия вдохновляет меня на костры инквизиции.
Я с силой грудь свою сжимал!
Чтобы унять свою любовь,
Аврора, я тебя искал…
— Хм… — потянулся дядя, — Вообще-то нашу Принцессу зовут Юстина. Осмелюсь поинтересоваться кто такая Аврора?
Послы переглянулись. Это был полный дипломатический провал. Представители Толстяка злорадно усмехнулись, придерживая огромный портрет далекого от поэзии и романтики господина. «Люблю повеселиться, особенно пожрать!» — говорил огромный портрет, который придерживали из последних сил.
— А теперь, обидься, как следует… — прошептал дядя, не сводя глаз с перешептывающихся гостей. Один из них что-то высказывал другому, обзывая его «болваном».
Да не вопрос! Легче легкого!
— Что за неуважение! Даже имя забыли поменять! — сказала я капризным голосом.