Демон прошел вдоль стены, потянул вниз держатель факела, и рядом со мной открылась еще одна дверь.
— Можно, конечно, и так! — рассмеялся демон, отойдя на приличное расстояние от двери, присев на землю и приподнял напольную плиту. Моя челюсть тоже очень хотела поучаствовать в процессе взлома, упав на пол, но то ли я — невезучая, то ли в правилах тоже есть исключения, но та плита, на которой я стояла ничего не открывала.
— Ничего себе… — прошептала я, с грустью глядя на амбарный замок.
— И, смею заметить, это только из этого коридора! Пойдем, посмотрим на твое… хм… приданное! — дядя взял факел и вошел в ближайший проход, небрежно схватив меня за руку.
Мы оказались в огромной комнате. Строили ее, очевидно, с расчетом на то, что здесь будут храниться несметные сокровища, возвышаясь золотыми горами. Но здесь было все, кроме того, что ожидалось увидеть в сокровищнице. Огромная, похожая на рваную занавеску, паутина, парочка дохлых мышей, одна засохшая и мумифицированная крыса и какой-то напольный подсвечник, который, видимо, посчитали золотым, но за время пребывания здесь он успел облезть, обнажая ржавчину. На подсвечник, очевидно, никто не позарился даже в голодный год. Пес, поскреб какую-то плиту, которая тут же открыла еще одну дверь. Я споткнулась о холм земли, который вел в присыпанную нору. По сравнению с тем, что я видела пару минут назад, этот ход показался мне происками какого-то наивного аматора. На стене были надписи. Прямо как в подъезде.
«Здесь были рябой и лопата!» — звучала первая надпись. Мне стало интересно, «лопата» — это погоняло или орудие труда?
«Вы что издеваетесь? Где деньги?» — вопрошал один из воришек корявыми почерком.
«Все уже украдено до нас! Кривой и Клык» — надпись сопровождалась очень неприличным рисунком. Как вспомню «кривой Лаффера», так вздрогну.
«Ворье! Оставьте что-то и нам!» — наивно и мило выглядели старые каракули.
«Было бы что оставлять!» — была размашисто нацарапано ниже.
В свете факела я увидела скелет, из которого торчал черенок от лопаты. Не думаю, что его убили при дележе добычи. Скорее всего, это — труп идеолога монументального подкопа, сулившего немалые барыши. Вывод неутешительный. Мы бедны, как африканская деревня после набега прожорливых соседей.
— Девять! — тихо усмехнувшись, сказал дядя, глядя на свежую землю, — Нужно было спорить на тысячу золотых!
— Я не стану спрашивать, где деньги. Я спрошу, что теперь делать? — тихо сказала я, понимая, что петля на моей шее затягивается все сильнее!
Дядя молчал. Сомневаюсь, что у него просто выдалась свободная минутка, чтобы прогуляться по подземельям.