Твою мать, Гидеон был зол. Как и мой папа. Я слышала его крики из телефона.
Я поймала запястье Гидеона, качая головой, вдруг запаниковав, что двое мною любимых мужчин в конечном итоге невзлюбят друг друга, а может даже и возненавидят.
- Все хорошо, - прошептала я. - Я в порядке.
Его глаза сузились, и он прошептал одними губами:
- Нет, не в порядке.
Когда он снова заговорил с отцом, голос Гидеона был твердым и хорошо контролируемым, от чего становилось еще страшнее.
- У вас есть право сердиться, и чувствовать обиду. Я понимаю. Но я не желаю, чтобы в это была замешана моя жена… Нет, очевидно, не имея своих детей, я не могу представить.
Я выпрямилась, в надежде услышать папино успокоение или хотя бы принятие информации.
Гидеон вдруг напрягся, его рука отпрянула от меня.
– Нет, если бы моя сестра сбежала и вышла замуж, я бы не был счастлив. И тем не менее, я бы не стал…
Я поморщилась. Мой муж и мой отец имели общую черту: чрезмерная защита любимых ими людей.
- Можете позвонить мне в любое время, Виктор. Я даже готов приехать к вам, если это необходимо. Когда я женился на вашей дочери, я принял на себя полную ответственность за нее и за ее счастье. Если нужно столкнуться с вероятными последствиями всего этого – я готов.
Он прищурился, слушая.
Затем Гидеон сел напротив меня, положил телефон на стол и включил динамик.
Голос папы заполнил пространство.
- Ева?
Я сделала глубокий нервный вдох и сжала протянутую мне руку Гидеона.
- Да, папа, я здесь.
- Милая ... - он тоже глубоко вздохнул. - Не расстраивайся, ладно? Я просто ... Мне нужно осознать. Я не ожидал этого, и ... я должен все обдумать. Может говорим позже, сегодня вечером? Когда я перестану злиться?
- Да, конечно.
- Хорошо, - он сделал паузу.
- Я люблю тебя, папа, - звук слез отразился на моем голосе, и Гидеон придвинул стул поближе, касаясь меня бедром. Удивительно, сколько силы я получала от него. Какое облегчение приносила лишь возможность опереться на него. Это отличалось от поддержки Кэри. Мой лучший друг был резонатором и болельщиком, готовым надрать всем задницы. Гидеон был щитом.
И мне нужно было не мало сил, чтобы признаться в том, что я нуждалась в его защите.
- Я тоже люблю тебя, детка, - сказал папа, с горем и болью в голосе, что ранил меня ножом в сердце. - Я позвоню тебе позже.
- Хорошо. Я…, - а что мне было говорить? Я недоумевала, как исправить положение. – Пока.
Гидеон нажал на завершение разговора, а затем взял мои дрожащие руки в свои. Его глаза не отрывались от меня, лед таял, сменяясь нежностью.