Стоило опуститься на стул, как Лари нагнулся в мою сторону и прошептал:
— Что ты сделала с моей сестрой?!
Арика застыла, не донеся до рта вилку с салатом и наконец оторвав взгляд от законов.
— Нет, ну неужели ты не мог подобрать другие слова? — возмутилась она. — Я же теперь желание ей должна!
Лари с непониманием переводил взгляд с сестры на меня, а мы, дружно фыркнув, вернулись к завтраку.
Представление Роду назначили через неделю. Каждый день я старательно упражнялась в манерах, а в свободное время читала что-нибудь умное. В среду Арике привезли кресло-каталку. Вернее, поставленное на колеса кресло-переноску. Мастер загорелся идеей, и долго мучил меня и эльфу вопросами. А как мне такое пришло в голову? Каким образом лучше организовать съезды (ах, вы называете их пандусами? Интересно-интересно, так и запишем!). Нужны ли особые приспособления для прогулок вне дома? Достаточно ли удобно сидеть или поменять наклон спинки? Легко ли крутятся колеса, ослабить их или же подкрутить, чтобы на наклонах они не катились сами? Вскоре мастер сам понял, что перегибает палку назойливостью, и ушел. Но прежде пообещал зайти через неделю, чтобы получить отзыв и по необходимости доработать кресло. Со мной он попрощался особенно эмоционально, раскланялся, заверил в вечной дружбе и попросил, если вдруг меня осенят еще какие-нибудь интересные идеи, сразу обращаться к нему.
У Арики осталось два дня до встречи с Главой, чтобы опробовать новое средство передвижения. Было много неудобств: пороги, лестницы, неровные дорожки в саду, но эльфа упорно осваивала колеса и решила на встречу ехать сама, а не сидеть в очередной раз на руках у Мамыкина. Зеленокожий продемонстрировал новый талант, и за короткое время по всему дому и саду появились деревянные пандусы, а местами и перила — держась за них, удобнее «закатываться» на крутые склоны. А накануне мероприятия, которое уже стало вызывать у меня легкую нервозность, он отвел меня в сторонку после ужина. Арика укатила в сад, Лари удрал в кабинет и зарылся в бумаги. Мы с Мамыкиным стояли возле лестницы, и огромный, массивный страшный орк отчаянно смущался.
— Спасибо, — наконец, пробормотал он, теребя один из кожаных ремней, которые, казалось, и составляли основную его одежду — ткань за ними почти не проглядывала.
— За что? — удивилась я, пытаясь оторвать взгляд от мощных мышц, бугрящихся на плечах. А он ведь по-своему красив!
— За хозяйку, — промычал Мамыкин, и, видя что я не понимаю, пояснил. — Она красивая. И умная. Теперь много учит. И тренирует силу сейчас много, даже без пирожных. А вчера кидала нож в дерево во дворе. Нож кривой, и бросает неправильно, но я научу, — заверил меня орк. — Она теперь хочет жить. Спасибо.