Вы ничего не ответили мне на мою просьбу позволить мне писать Вам всегда, когда мне захочется получить от Вас письмо, т. е. вести с Вами переписку по внутреннему желанию, а не по делу только. Для набожных людей нужны апостолы, проповедники религии, большею частью искаженной. Для меня нужны Вы, чистый проповедник моего любимого, высокого искусства. Так если Вы непрочь, Петр Ильич, спасать мою, право, безгрешную относительно музыкального искусства душу для земного блаженства (музыкального), хотя не вечного, но восхитительного, то Вы позволите мне переписываться с Вами, и за это Вам какой-нибудь лорд-апостол отпустит один грех.
Что касается посвящения мне Вашей симфонии, то я могу сказать Вам, что Вы также единственный человек, от которого мне было бы это приятно и дорого. Искренно всею душою Вам преданный друг
Н. фон-Мекк.
Р. S. Того человека, которого я обыкновенно к Вам посылаю, нет дома, и я должна послать француза; поэтому и адрес по-французски.
[Москва]
3 мая 1877 г.
Я нахожусь в классе в консерватории и потому не имею возможности ответить Вам обстоятельно и выразить как следует мою благодарность. Вы мне очень, очень помогли, многоуважаемая Надежда Филаретовна. Благодаря Вам я начну теперь вести спокойную жизнь, и это наверное хорошо отзовется на моей музыкальной деятельности.
Сегодня или завтра я отвечу Вам обстоятельнее.
Искренно преданный и глубоко благодарный
П. Чайковский.
Многоуважаемая
Надежда Филаретовна!
[Москва]
3 мая 1877г.
Я провел вчера один из самых тяжелых дней в моей жизни. Мне совестно было перед Вами. В глубине души я знал наверное, что Вы примете мое письмо так, как Вы его и приняли. Мне казалось, что с просьбами такого рода нехорошо обращаться к людям, которые, как Вы, не умеют отказывать; я упрекал себя в том, что, в конце концов, позволил себе эксплуатировать Вашу доброту, щедрость и деликатность. Напрасно изобретал я различные извинения для себя: внутренний голос говорил мне, что я перед Вами виноват. Но сегодняшнее письмо Ваше проникнуто такой искренней дружбой, в нем так много самого теплого желания мне добра, что к чувству благодарности ни на волoс не примешивается ощущения человека, сделавшего для достижения материальной цели неделикатный поступок. Я очень боялся этого ощущения - оно очень мучительно. Сердечный и дружеский тон Вашего милого письма сделал то, что мне кажется, как будто я поступил так именно, как следовало.
Таким образом, я Вам вдвойне благодарен: Вы не только оказали мне неоценимую дружескую услугу, но сумели оградить меня от собственных моих внутренних упреков совести и укоров. Я, кажется, дурно выражаю то, что хочу сказать. Как ни велика благодарность, но иго этой благодарности иногда тяжко. Нужно иметь бездну деликатности и такта, чтобы, оказывая такие громадные материальные услуги, какую Вы оказали мне, не наложить на одолжаемого этого ига.