К тому времени Хильдегарде исполнилось тридцать пять; у нее был четырнадцатилетний сын Роско. Сразу после свадьбы Бенджамин ее боготворил. Годы шли, медовый оттенок волос утратил яркость и стал обычным темным, ярко-голубая эмаль глаз поблекла и стала походить на дешевый фаянс, но главным было не это, а то, что в ее характере проявились степенность, спокойствие, она стала ровной и равнодушной ко всему, отличаясь трезвостью вкусов. В первые годы после свадьбы именно она таскала Банджамина по балам и обедам, а теперь все стало наоборот. Она, конечно, наносила визиты, но уже без всякого энтузиазма, отдавшись во власть бесконечной инерции, которая в один прекрасный день появляется в жизни любого из нас и остается с нами уже до самого конца.
Недовольство Бенджамина росло. К 1898 году, когда разразилась война с Испанией, его семейная жизнь стала для него настолько пустой, что он решил послужить в армии. Используя свои деловые связи, он выхлопотал себе звание капитана и вскоре показал себя столь способным на новом поприще, что его повысили сначала до майора, а затем и до подполковника, – и в этом звании он принял участие в знаменитой битве за Сан-Хуан. Он был легко ранен и награжден медалью.
Бенджамин так сильно привязался к бодрой и нервной жизни армейского лагеря, что очень жалел, когда ему пришлось уволиться в запас и вернуться домой, – увы, бизнес требовал внимания. На станции его встретили с духовым оркестром и с почетом препроводили до дому.
Хильдегарда, размахивая большим шелковым флагом, встречала его на крыльце, – едва поцеловав ее, он уже с замиранием сердца осознал, что прошедшие три года взяли-таки свое. Перед ним стояла женщина под сорок, с легкой сединой в волосах. Он приуныл.
Поднявшись в комнату, он случайно взглянул в старое знакомое зеркало – и в беспокойстве подошел поближе, чтобы рассмотреть себя получше и сравнить с собственной фотографией в форме, сделанной прямо перед войной.
– Господи помилуй! – громко воскликнул он. Процесс продолжался. Не было никаких сомнений: теперь он выглядел на тридцать лет.
Он не обрадовался, а почувствовал беспокойство – он молодел. До сих пор он надеялся, что, как только видимый облик его тела и настоящий возраст сравняются, гротескный феномен, отметивший его рождение, исчезнет сам по себе. Он поежился. Судьба его была ужасна и невероятна.
Внизу его ждала Хильдегарда. Вид у нее был разгневанный, и он подумал о том, что она наконец-то поняла, что что-то было неладно. С трудом ему удалось ослабить возникшее между ними напряжение, и за обедом он как можно деликатнее приступил к обсуждению дела.