Эдит развернулась и уселась на край пустого стола, свесив ноги. Брат сел рядом с ней.
– Что же, – рассеянно спросил он, – как тебе нравится Нью-Йорк в этот раз?
– Неплохо. Я до субботы в «Билтморе», вместе с Хойтами. Может, позавтракаешь с нами завтра, а?
Он задумался.
– Я очень занят, – стал отказываться он, – да и женское общество в больших количествах я плохо переношу.
– Ладно, – спокойно согласилась она, – давай тогда позавтракаем без них, только ты и я?
– Отлично!
– Я позвоню тебе в полдень.
Бартоломью явно не терпелось вернуться за стол, но он, вероятно, считал невежливым покинуть их без какой-нибудь шутки на прощание.
– А знаете… – неуклюже начал он.
Оба повернулись к нему.
– Так вот, знаете ли, пришлось нам тут в начале вечера поволноваться!
Мужчины переглянулись.
– Пришли бы вы пораньше, – продолжил Бартоломью, приободрившись, – застали бы наш традиционный спектакль.
– Как, неужели у вас тут еще и театр?
– Консерватория, – сказал Генри. – Нам поют серенады! Внизу на улице собралась толпа солдат и хором орала на нашу вывеску.
– Зачем? – спросила она.
– Толпа, – рассеянно ответил Генри. – Любая толпа должна что-то горланить. У них не было зачинщиков и лидера, иначе они, наверное, вломились бы сюда и все бы тут разнесли.
– Да, – ответил Бартоломью, снова повернувшись к Элен, – жаль, что вас здесь не было.
Кажется, этого замечания ему показалось достаточно, чтобы достойно удалиться, поскольку он сейчас же развернулся и ушел обратно за свой стол.
– А что, все солдаты настроены против социалистов? – спросила Эдит у брата. – То есть я хотела спросить, они на вас специально нападают… и все такое?
Генри снова надел свой козырек и зевнул.
– Человечество прошло довольно долгий путь, – небрежно сказал он, – но большинство из нас не имеют никакого отношения к прогрессу; солдаты не знают, чего они хотят, или что они ненавидят, или что они любят. Они привыкли действовать большими стадами, и им кажется, что демонстрации необходимы. Так уж получилось, что направлены они против нас. Сегодня весь вечер по всему городу стычки. Первое мая ведь!
– А тут у вас что-то серьезное было?
– Да нет, – презрительно сказал он. – Часов в девять вечера собралось на улице человек двадцать пять, и давай выть на луну!
– Понятно. – Она сменила тему: – Ты рад меня видеть, Генри?
– Ну конечно!
– Что-то непохоже.
– Да нет, я рад.
– Мне кажется, что ты считаешь меня бездельницей. Чем-то вроде «самого глупого мотылька в мире»?
Генри рассмеялся:
– Вовсе нет. Веселись, пока молодой, да? А я что, похож на педантичного и прилежного юнца?